— Боюсь, ваше высочество, уже поздно, — дипломатично отвечал тот ему, бросив быстрый взгляд на принцессу Катарину и сидящую рядом с ней жену.
Надо сказать, что дамы не слишком любили эту историю, хотя причины у них для этого были разные. Шведская принцесса в своё время наслушалась подробностей об участии во всём этом нечистой силы, а у Регины Аделаиды были собственные не слишком приятные воспоминания.
— Вы правы, господин барон, Карлу Густаву пора спать, — решительно заявила принцесса не допускающим возражений голосом.
— Но матушка! — всё же попробовал возразить ей мальчик… однако протест остался без последствий.
— С вашего позволения, — поклонился ей Кароль, — мы с его высочеством удаляемся.
Принцу ничего не оставалось делать, как тоже поклониться и, поцеловав матери руку, отправиться в свои покои. Но едва они вышли, внимание барона отвлёк слуга, что-то прошептавший ему так, чтобы мальчик ничего не слышал.
— Вам нужно идти? — как можно более незаинтересованным голосом спросил Карл Густав у фон Гершова.
— Да, мой принц, но прежде…
— Хорошо, господин барон, вы можете идти, я сам доберусь до спальни.
Померанец немного помялся, но, посмотрев в невинное лицо Карла Густава, решил, что никакой беды не случится и, поклонившись, решительно пошагал за лакеем. Мальчик, в свою очередь, дождался, когда его шаги стихнут, и, разувшись, чтобы не привлекать внимания стуком каблуков, побежал вслед за ним. Быстро добравшись до комнаты, игравшей роль кордегардии, принц приложил ухо к двери и стал жадно слушать разговор за ней.
— Мы доставили этого человека, господин барон, — докладывал кто-то его наставнику сиплым голосом. — Всё как вы просили, тихо и благородно!
— Он сопротивлялся?
— Не успел.
— Но он цел?
— Как можно, — оскорбился сиплый, — вы же просили!
— Хорошо.
В приоткрытую щёлку было видно, как в скупо освещённую комнату втолкнули связанного человека. Лицо его было закрыто каким-то мешком, руки стянуты за спиной, а с боков его поддерживали двое сопровождающих совершенно разбойничьего вида. Во всяком случае, именно так показалось принцу.
— Развяжите его, — коротко велел фон Гершов.
Сопровождающие переглянулись, однако, не решившись перечить, исполнили приказание.
— А теперь оставьте нас!
— Но, господин барон…
— Исполнять!
Дождавшись, когда люди с разбойничьими лицами выйдут, освобождённый ими пленник медленно стянул с головы мешок и, подняв голову, немного вызывающим голосом сказал:
— А я-то всё думал: кого это они называют бароном?
— Ты мог бы носить такой же титул, — не повышая голос, ответил ему Кароль.
— Видимо, не судьба, — грустно усмехнулся Болеслав.
— Человек сам кузнец своей судьбы.
— Ты уже и говоришь, как он…
— Когда-то мы оба так говорили.
— К чему теперь эти воспоминания?
— Ну, с чего-то же надо начать разговор…
— Нам не о чем разговаривать.
— Ошибаешься, брат. Ты можешь мне не верить, но, кажется, Иоганн знал, что я тебя встречу.
— Вот как? Впрочем, я не удивлён, он всегда и всё знает наперёд. И что же он тебе приказал – отправить меня на виселицу?
— Он просил передать, что прощает тебя.
— Хм, неожиданно. Что-нибудь ещё?
— Ещё он просил, чтобы я тебе не мстил.
— Наверное, тебе трудно выполнить эту просьбу…
— Как тебе сказать, брат… — вздохнул Кароль, — если бы он не просил, а приказал – я бы, наверное, ослушался…
— По крайней мере, честно. Но зачем тогда меня сюда притащили?
— Ты знаешь, что за послание привёз?
— Нет, — покачал головой Болеслав, — меня не посвящали в это.
— А кому оно предназначалось?
— Раз меня схватили – ты, вероятно, знаешь.
— Отвечай!
— Причетнику собора.
— Святая простота! Он, как и ты, всего лишь футляр для послания. Главный получатель – епископ Глюк. Ты помнишь его?
— Немного. Кажется, наш герцог его недолюбливал, причём это у них было взаимно.
— Это точно, и со временем их чувства только укрепились, а теперь подумай: зачем тем, кому ты сейчас служишь, писать лютеранскому епископу?
— Слишком сложный вопрос для лейтенанта рейтар.
— А для приближённого герцога-странника?
— Это было давно!
— Не так уж и давно, Болеслав, подумай хорошенько.
— Ну, не знаю… случается, что и злейшие враги объединяются, когда у них появляется общий противник. А Иоганн Альбрехт, надо отдать ему должное, умеет наживать себе врагов.
— Умеет и друзей.
— Тоже верно, не зря ведь его избрали своим царём московиты. Кстати, как он ими правит? Нет, среди них есть неплохие парни вроде Никиты или Анисима, но ведь они же… дикие!
— Не такие уж и дикие. Но ты не договорил.
— Да что тут толковать, даже среди самых ярых папистов случаются люди, что за пригоршню полновесных дукатов одевают на голову чалму и поют суры из Корана, как будто всю жизнь только этим и занимались. Почему бы таким не быть и среди последователей Лютера?
— Всё гораздо сложнее, брат. У нашего герцога есть могущественные враги, но они хотели бы не просто убрать его со своей дороги, но ещё и сделать это чужими руками.
— И кто же эти люди?
Услышав вопрос младшего брата, Кароль на мгновение задумался, затем тяжело вздохнул и тихо ответил: