— Подлинник послан вместе с арестованным Глюком в Стокгольм. Я так и знала, что ты будешь мотаться по всему королевству и не успеешь с ним ознакомиться. А ведь у епископа есть влиятельные друзья, и негодяй может избегнуть наказания!
— Будь покойна, если обвинения найдут подтверждение, он не избегнет справедливой кары!
— Ты мне не веришь?
— Верю, но… сама понимаешь, епископа так просто не отправишь на плаху.
— Да чёрт с ним, с епископом, — разъярилась герцогиня, обычно не употреблявшая крепких выражений. — Ты что – не понимаешь, что проклятый датчанин, чтобы ему подавиться своим колтуном,[13]
собирается отнять у нас герцогство!— Понимаю, но это вызывает известные сомнения. Как он может решиться на такое?
— Ты собираешься вмешаться, или нет?
— Что ты хочешь, Като – чтобы я ввёл войска?
— Нет, оккупация может только подхлестнуть агрессора. Но, послушай меня, если мы перехватили письмо, значит, Кристиан ещё о нём не знает.
— И что ты предлагаешь?
— Нужно поставить в известность о его планах все заинтересованные стороны. Если датчанин столкнётся с консолидированным протестом Швеции, Бранденбурга, Померании и Брауншвейга, то вряд ли решится на агрессию.
— Ты уверена в поддержке Брауншвейга?
— Более чем! Поверь мне, Клара Мария не допустит, чтобы её единственного сына лишили герцогской короны, а Август во всём слушается жены
— Ты думаешь, этого будет достаточно?
— Если мы сможем выставить Кристиана предателем протестантского мира, стакнувшимся с папистами, то – да!
— Что же, это выглядит разумно. Так ты думаешь, не стоит отправлять к вам на помощь хотя бы несколько небольшой отряд?
— Кто первый вторгнется, тот и будет агрессором в глазах Германии! К тому же, полагаю, датчане далеко не такие уж хорошие вояки, как кажется их королю. Быстро захватить герцогство они не смогут, а вот тогда ты сможешь прийти к нам на помощь.
— Да уж, был бы здесь Иоганн Альбрехт, Кристиан не посмел бы сунуться к вам.
— Мой муж находится там, куда вы его послали, ваше величество! Вы ведь не забыли, что я была против его похода в Московию?
— Во-первых, сестрёнка, насколько я помню, ты вовсе не была против! Во-вторых, его посылали вовсе не затем, чтобы он стал там царём! И в-третьих… Като, я никак не могу понять, почему ты до сих пор не уехала к нему?
Герцогиня на секунду задохнулась от негодования, ведь именно из-за брата она до сих пор оставалась в Мекленбурге. Однако короли имеют право забывать о своих прежних словах и обязательствах, это ей было хорошо известно. Поэтому, Катарина сначала успокоилась, а потом ответила безразличным тоном:
— А куда мне ехать? Я с самого начала писала Иоганну, что мне с детьми не пристало ютиться, где попало. Пусть он построит для нас дворец, приличествующий нашему положению, чтобы мы могли достойно жить в нём.
— Вот как? Не думал, что московские цари до сих пор жили в сараях. Но что же он тебе ответил?
— Мой царственный супруг очень похож на ваше величество, по меньшей мере, в одном. Он обладает счастливым даром не слышать того, что слышать не хочет. Впрочем, недаром вы были так дружны. Подобное тянется к подобному!
— А что ты думаешь о его решении признать принцессой дочку этой… как её… Марты Рашке, кажется?
— Ничего не думаю! Он просто уступил просьбе своей матери, только и всего. Моя свекровь почему-то очень привязана к этой девчонке. Но я не в претензии, Ивенак не такой уж большой городишко, чтобы наши интересы сильно пострадали.
— А его угроза развестись?
— Он не посмеет!
— У меня другие сведения, Като.
— Что ты имеешь в виду? — напряглась герцогиня и испытующе уставилась на брата. Наконец, взгляд её дрогнул, и она почти жалобно спросила: – И кто она?
— Ты помнишь Никиту Вельяминова?
— Кажется, это один из русских офицеров моего мужа.
— Верно. Он сделал хорошую карьеру и стал теперь окольничим. Я не знаю, что означает этот варварский титул, но он заседает в их риксдаге и имеет большой вес. Так вот, у него есть младшая сестра – Хелена. По слухам, большая красавица.
— Она его любовница?
— Всё гораздо хуже, Катарина, — вздохнул Густав Адольф. — Он её любит!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Для тебя ведь не секрет, что у него было много женщин до тебя?
— И во время – тоже!
— Именно. Но ни одна из них не задержалась в его сердце надолго. Он загорается, добивается своего, а затем быстро охладевает. Такова уж его натура. Но вот с Вельяминовой у него всё по-другому. Тебе, наверное, неприятно это слушать?
— Говори, раз начал!
— Да я, собственно, всё уже рассказал. Боюсь, он готов совершить ту же ошибку, что я собирался сделать с Эббой.
— Проклятье! — вырвалось у Катарины и на глазах её показались слёзы.
— Что с тобой? — забеспокоился брат.
— Я не могу сейчас всё бросить и отправиться в Москву. Интересы моих детей требуют, чтобы я оставалась в Германии. Будь прокляты и этот мерзкий датчанин, и Глюк, и император!
— Прости, сестра, в этом есть и моя вина.
— Оставь, я сама была дурой, что послушала твои посулы. Да-да, не смотри на меня так, я знаю, чего ты добивался! Но, Господи всеблагий, что же мне делать?