5 причин в тебя влюбиться

– Замечательно, Егоров, – перебила его историчка. – Расскажи мне поподробнее, как это у тебя политика военного коммунизма началась в двадцать восьмом году, если Гражданская война в двадцатом закончилась?

– Почему в двадцатом? – Егоров изобразил неподдельное удивление. – Война закончилась в тридцатом.

– Здрасьте, – потянула учительница.

– Здравствуйте, – совершенно серьезно ответил Егорыч, кивнув головой.

По классу прокатился смешок. Даже Мира оторвалась от разглядывания пейзажа за окном и уставилась на Егорова.

– Ты с чего это взял? – спросила его историчка.

– В учебнике написано.

– И где тут это написано? Иди сюда, показывай.

Учительница подвинула раскрытую книгу на край стола. Егоров подошел к ней, перелистнул пару страниц и ткнул пальцем.

– Вот здесь.

– Егоров, у тебя со зрением проблемы? Тут двадцатый год написан.

– Да тридцатый же! Ольга Викторовна, вы меня разыгрываете? – возмущенно ответил Егорыч.

– По-моему, это ты мне голову задурить пытаешься, – сказала учительница и повернулась к первой парте. – Серов, скажи ему, в каком году Гражданская война закончилась.

– Э, так это самое, в тридцатом, – ответил парень.

Историчка с недоумением уставилась на Серова.

– Так, вы повеселиться решили? Авдеева, помоги этим клоунам.

Настя оторвала голову от книги, посмотрела на учительницу, а потом на Егорова. Тот дал ей знак бровями, и Настя снова опустила глаза.

– Они все правильно говорят, Гражданская война закончилась в тысяча девятьсот тридцатом году.

Грачева откинулась на спинку стула и уставилась на Авдееву округлившимися от шока глазами.

– Авдеева, и ты туда же? Вот уж от кого не ожидала. Ладно, садись, – кивнула она Егорову.

В кабинете повисло гробовое молчание. Историчка обвела всех взглядом, а затем взялась за журнал.

– Хорошо, – выдохнула она и пробежалась по списку. – Посмотрим, у кого еще альтернативная версия событий. Веденина?

Даша отвлеклась от спрятанного в учебнике телефона и тоже сказала про тридцатый год. Один за другим одноклассники поддерживали Егорова, а лицо учительницы становилось все более суровым.

– Иваницкая?

Мира вздрогнула от неожиданности, когда услышала свою фамилию. Ее вписали в самый конец списка, и она ожидала, что до нее последней дойдет очередь, но историчка, видимо, решила не нарушать алфавитный порядок. Участвовать в этом цирке Мире не очень хотелось: если уж и бороться с училкой, то по-серьезному, но и наживать лишние проблемы было ни к чему.

– А я не знаю, я не читала, – ответила она, посмотрев Грачевой прямо в глаза.

– Ну хотя бы честно, – сказала та и продолжила допрос.

Остальные повторяли друг за другом одно и то же, а Мира ждала момента, когда очередь дойдет до Миши. Отчасти ей было просто интересно, что он ответит, но в глубине души она понимала, что ждет чего-то. Чего – Мира пока понять не могла.

– Соловьев, – сказала учительница.

Она уже перестала смотреть на учеников и не поднимала глаза от списка.

– В тысяча девятьсот двадцатом, – без колебания ответил он, не отрываясь от тетради, в которой чертил что-то ручкой.

Мира едва заметно улыбнулась. Кажется, это был первый раз, когда она услышала, как Миша говорит больше одного слова за раз. Его голос прозвучал громко и уверенно, но даже историчка не сразу поняла, что он сказал.

– Неужели, – потянула она. – Все-таки это не я с ума сошла, это у вас фантазия разыгралась. Ну что же, достаем двойные листочки и пишем самостоятельную работу по Гражданской войне. У нас сегодня два урока, так что торопиться некуда. Вопросы задавать не буду, у вас познания в этой теме, судя по всему, получше, но учтите – проверять буду по тому, что написано в учебнике. Тех, кто сегодня меня обманывал, сразу предупреждаю: вам минус балл автоматом.

Класс загудел и зашуршал вырывающимися из тетрадей листками.

– Соловей, ну ты и козлина, – шепнул Юра. – Мы с тобой еще поговорим.

Мира оглянулась назад. Миша отвернулся к окну и не реагировал на угрозы, сыпавшиеся с двух последних парт третьего ряда.

«Ну вот и зачем ты это сделал?» – мысленно спросила его она. Юра со своей компашкой вполне был способен перейти от слов к делу, и это заставляло ее нервничать.

На этот раз Грачева не стала никого задерживать: едва прозвенел звонок, как она приказала сдавать листочки. Миша поднялся одним из первых, бросил свою работу ей на стол и вышел из кабинета. Юра с Кирюшиным позвали Дашу и всучили ей два бумажных огрызка без особых следов умственной работы, Егоров же передал ей мелко исписанный тетрадный лист.

– Сдашь мой, пожалуйста? – попросила Кристина Миру, протянув свою самостоятельную.

Та взяла листок и положила сверху своей почти пустой работы. Мира не соврала учительнице, когда сказала, что ничего не учила, и теперь не сомневалась, что первой оценкой в новой школе будет двойка, которую Грачева поставит ей с явным удовольствием.

Юра с приятелями, судя по разговорам, пошли на улицу, и Мира облегченно выдохнула: хотя бы на одну перемену опасность миновала.