5-ый пункт, или Коктейль «Россия»

Не спрашивают нас, где лучше нам родиться.
Отмеренная жизнь — волшебный, чудный дар.
Спасибо, что Нева, что грозная столица, —
Могли быть Мозамбик, Найроби, Занзибар.

«У ленинградской школы замечательные предшественники, и даже не с Пушкина нужно начинать, а еще раньше, с Батюшкова, с «Прогулки в Академию художеств», — пишет Кушнер. И добавляет: — Эта школа с «архитектурным уклоном»». Кто спорит? Но вот Давид Самойлов, сравнивая Петербург (Ленинград) и Москву, заметил:

Поэты с берегов Невы!
В вас больше собранности точной.
А мы пестрей, а мы «восточней»
И беспорядочней, чем вы.
Да! Ваши звучные труды
Стройны, как строгие сады
И царскосельские аллеи.
Но мы, пожалуй, веселее…

Это уже к теме «Восток и Запад», но она впереди. Вот Иосифу Бродскому, Нобелевскому лауреату, повезло (а, может, не повезло?!): он жил и здесь и там, в России и на Западе — в горячо любимой им Италии и в Америке. А нашел он свое упокоение в Венеции, на Острове Мертвых, неподалеку от могил Стравинского и Дягилева. Друзья на гроб Бродского положили бутылку его любимого виски и пачку любимых сигарет.

Илья Кутик писал: «Бродский не был ни иудеем, ни христианином, он хотел бы быть кальвинистом, по той причине, что человеку, считал он, может быть, воздастся за деяния его. Но в конце концов ни к какой конфессии он так и не примкнул, хотя его вдова Марина хоронила его по католическому обряду. У Бродского было два определения себя: русский поэт и американский эссеист. И все» («Независимая газета», 1999, 28 января).

Лично для меня Иосиф Бродский начался с «Рождественского романса»:

…Плывет в тоске необъяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый, полночный поезд новобрачный плывет в тоске необъяснимой.
Плывет в тоске замоскворецкой пловец в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский по желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья, под Новый год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей тоски не объясняя…

^{(28 декабря 1961)}

В «Речи о пролитом молоке» (1967) Бродский писал:

Либо нас перережут цветные,
Либо мы их сошлем в иные миры.
Вернемся в свои пивные.
Но то и другое — не Христианство.
Православные! это не дело.
Что вы смотрите обалдело?!
Мы бы предали Божье Тело, расчищая себе пространство.
Я не воспитывался на софистах.
Есть что-то дамское в пацифистах.
Но чистых отделять от нечистых — не наше право, поверьте.
Я не указываю на скрижали.
Цветные нас, бесспорно, прижали.
Но не мы их на свет рожали, не нам предавать их смерти…

Последний сборник поэта «Пейзаж с наводнением» (1995). Выбрать оттуда что-то одно — крайне трудно. Пожалуй, «Ответ на анкету»:

По возрасту я мог бы быть уже
в правительстве. Но мне не по душе
а) столбики их цифр, б) их интриги,
в) габардиновые вериги.

При демократии, как и в когтях тирана,

 разжав объятия, встают министры рано,
 и отвратительней нет ничего спросонок,
 чем папка пухлая и бантики тесемок.

И, в свой черед, невыносим ковер с узором

 замысловатым и его подзолом
из микрофончиков, с бесцветной пылью смешанных,
 дающих сильные побеги мыслей бешеных…

И концовка стихотворения: