50/50. Опыт словаря нового мышления

Однако в рамках этих гипотез журналист всегда имеет возможность доказать, в частности, свою искренность, то есть что он не имел намерений нанести вред, что преследовал законную цель, что были приняты все необходимые предосторожности и что при выступлении была проявлена должная осмотрительность.

Истина и искренность - таковы линии самозащиты журналиста.

«Свобода диффамации» является, таким образом, парадоксальным результатом свободы печати в той мере, в какой ее использование вписывается в рамки ответственности. Короче говоря, журналист несет ответственность за свободу, какую он дает себе, критикуя своих сограждан.

Таково состояние текстов законов. А как же обстоят дела с состоянием умов?

Во время телевизионной передачи на тему «Почему вы пишете политические книги?» один автор представил две свои работы: «Финансы Французской коммунистической партии» и «Коммунистическая Франция». В ходе передачи оппонент автора произнес несколько явно порочащих фраз: «Я не веду дискуссий с полицией… Я считаю вас полицейским, и я повторяю это… Он сумасшедший, настоящий сумасшедший, я уже сказал вам, что вы пригласили чокнутого… Я не хочу отвечать агенту министерства внутренних дел…»

Апелляционный суд, применив судебную практику Фуайе, счел, что использованные выражения не выходят за пределы, приемлемые для политической полемики, и что оппонент был искренен. Кассационный суд отменил это постановление, подчеркнув, что «упомянутая полемика относилась к политической партии» и что «такая группировка, даже если она пользуется прерогативами, признанными за нею статьей 4 Конституции от 4 октября 1958 г., не владеет даже частью государственной власти и не может в связи с этим рассматриваться в качестве основного государственного института».

Что же вытекает из этого решения? Поучительны здесь несколько моментов. Прежде всего мы видим, как, исходя из сравнительно простых правил, вырабатывается очень хитрая казуистика, развивающая на этой основе самые неожиданные определения.

Кроме того, мы видим, что положения, установленные законом, имеют тот вес, какой им придает судья. Можно, правда, бесконечно рассуждать, и это довольно часто случается, о «приемлемых границах» политической полемики, о понятии «осторожность» при полной искренности… Однако эта неизбежная доля субъективности отсылает нас к «добродетели» судьи, без которой демократия была бы пустым звуком. Другими словами, демократия также является в конечном счете «состоянием умов».

И наконец, в сфере общей теории права можно выделить отдельные области внутри самой свободы печати или установить направления, которые сами для себя устанавливали бы относительно автономный статус: жанр полемики политической, литературной, исторической или жанр избирательной полемики…

Все это свидетельствует в конечном счете о том, что свобода печати не является и не может быть застывшей и жесткой структурой. Она осуществляется в ходе «юридической игры», что является, на мой взгляд, признаком того, что она демократична.

Таким образом, мне удалось вскрыть явный парадокс, о котором я говорил в самом начале статьи, - организация свободы печати является непременным условием ее существования.

Художественное творчество, творческая жизнь

Жан-Клод Маркадэ

Что такое художественное творчество в понимании представителя западной культуры, человека конца XX века? Полностью ответить на этот вопрос в короткой статье не представляется возможным. Проблем здесь значительно больше, чем однозначных ответов. Но не настал ли тот момент, когда человечество, уставшее от догматизма всех мастей, повидавшее крах авторитарных и тоталитарных режимов (явившихся в конечном итоге извращением религиозной мысли), достигло нового уровня мышления. Теперь нам особенно важно задавать конкретные вопросы, ибо ответы на каждый из них составят полную и адекватную картину современного понимания проблемы. Однако нам не хотелось бы впадать в эклектизм, который со странной закономерностью проявляется в конце каждого столетия (надеюсь, что склонность к мистике в общественном сознании не столь велика, чтобы увековечить то, что, в конце концов, является лишь хронологической условностью). В наше время эклектизм подобного рода мог бы называться «поставангардизмом».