Чтобы собирать нитки, мне нужна простая коробка для материалов. Я предпочитаю пластиковые решетчатые ящики, которые можно увидеть в магазинах. Я показываю такой ящик в офисе и наклеиваю на него листок, озаглавленный «Тяжелая участь мальчиков». Как только я заявляю о своей заинтересованности в важной теме, происходит ряд событий. Я замечаю все больше того, что касается моего животрепещущего вопроса. Потом я разговариваю об этом с друзьями и коллегами. Они подпитывают мой интерес. Постепенно ящик заполняется материалами: анализом показателей успеваемости мальчиков и девочек; исследованием на тему того, помогают ли видеоигры развитию мальчиков или же препятствуют этому; историей о том, что мальчики стали меньше участвовать в школьных занятиях спортом. Это большая тема, поэтому я не тороплюсь. Проходит неделя за неделей, иногда месяц за месяцем, и однажды я посмотрю на свой ящик и услышу его шепот: «Пора». Я поражен тем, насколько он переполнен, и еще больше удивлен тому, как много я узнал, просто собирая нитки.
Для меня эта схема работает и с художественными произведениями. Во время долгого путешествия на самолете я писал начальные сцены небольшого романа Trash Baby («Младенец из помойки»), в котором тринадцатилетний мальчик находит младенца, брошенного возле мусорного контейнера. По мере того как на протяжении месяцев эта история обретала форму, я сохранял все больше и больше ниток: газетные истории о брошенных детях, судебные процессы о непредумышленных убийствах обезумевшими матерями, проект законов о «зоне безопасности», позволяющих матерям оставлять новорожденных в больницах без каких-либо вопросов.
Авторы книг уверяют в искреннем погружении в тему или историю героя. Это привычка, которая может привести к одержимому сохранению ниток. Биограф Дэвид Маккалоу описал в The Washington Post глубину своей страсти:
За эти шесть лет – время, которое у меня уже ушло на написание биографии Джона Адамса[141]
, – я практически отказался от чтения чего бы то ни было, что написано в наши дни. Поскольку наряду с исследованиями, подразумеваемыми для создания такого рода книги, я старался как можно больше узнать Адамса через то, что он читал, а также то, что написал, и результат стал одним из самых приятных в моей писательской жизни.Что ждет писателя, некогда выкопавшего компостную яму? Бывший государственный секретарь США и писатель Джордж Шульц рассказал The Washington Post, насколько серьезно он углублялся в работу над книгой:
Я разложил объемный материал на большом столе в конференц-зале, где работал. Когда я прочитал то, что у меня оказалось под рукой для одной из глав, мне потребовалось время, чтобы это обдумать. После того как я пропустил через себя этот материал и по-прежнему искал еще больше – иногда из архивной записи, иногда из заметок моего помощника и других моих архивных источников, – я составил план, а затем начал писать. Я видел, как процесс написания заставлял меня быть более скрупулезным, переосмысливать, искать новую информацию, тщательно проверять факты, понимая: то тут, то там не хватало деталей, а где-то логика была ошибочной.
Я отождествляю себя с этим методом: сохраняйте нитки, собирайте ворох материалов, будьте внимательны к моменту, когда пришло время писать, начинайте писать раньше, чем вы думаете, что вы уже готовы. Пусть эти ранние наброски приведут вас к дополнительным изысканиям и организованности.
Этот процесс может показаться слишком долгим и непродуктивным, с избыточным накоплением, сбором материалов и размышлениями. Мой фокус в том, чтобы выращивать несколько культур одновременно. Удобряйте одну культуру, даже когда вы собираете другую. У меня в офисе несколько помеченных ящиков:
• У меня есть ящик на тему СПИДа. Кульминацией этой коллекции стала серия публикаций «Три маленьких слова».
• У меня есть ящик по миллениуму, что увенчалось выпуском долгоиграющего газетного романа «Еще не сделано».