50 знаменитых загадок древнего мира

Светоний, Сенека и другие историографы полагали, что Тиберий умер естественной смертью, в одиночестве. Хотя существовали и существуют гипотезы о смерти насильственной. Когда его тело доставили в Рим и выставили для торжественного прощания, толпа закричала: «Тиберия в Тибр!» В последние годы народ и впрямь возненавидел Тиберия. Бессчетные доносы, преследования, процессы об оскорблении величия, проводимые сенатом и новым префектом претория после падения Сеяна, – все это творилось «именем Тиберия». В те страшные дни многие вспоминали слова Августа: «Бедный римский народ, в какие он попадет медленные челюсти!» Каждый мог считать себя следующей жертвой.

Но Тиберий вошел в историю как тиран и развратник не только по этой причине. Нельзя объяснить неприязнь к нему и злобными воспоминаниями, оставленными Юлией Агриппиной, дочерью Германика. Известно, правда, что Тацит черпал сведения оттуда, но вряд ли эти записки заставили историка очернить Тиберия. Не они повлияли на Тацита – они просто пришлись весьма кстати.

Корнелий Тацит родился около 55 года н. э. Когда он начал писать свои «Анналы», с династией Юлиев-Клавдиев было покончено. Калигула, наследник Тиберия, чувствовавший себя новым Цезарем, Александром и богом одновременно, был убит преторианцами. Его преемники, Клавдий и Нерон, также погибли. Мрачные времена описывал Тацит. Предваряя «Анналы», он обещал рассказать о них «без гнева и пристрастия». На самом деле он писал и с гневом, и с пристрастием. Будучи моралистом, он начертал летопись века – страшную летопись. Мрачная фигура открывала ее: Тиберий, превращенный историком в лицемера, тирана и распутника. Все изложенное Тацитом – это не история, а скорее памфлет, призванный насторожить людей, встряхнуть их; его рассказ убеждал, что под властью принцепса их отцы потеряли свободу. Такой подход имеет мало общего с объективной исторической наукой. Лишь кропотливая работа исследователей позволила понять, насколько тенденциозен был Тацит. Эрнст Корнеман даже полемически заявил, что среди напраслины, возведенной Тацитом, промелькнуло лишь одно точное суждение: Тиберий был назван им «грустнейшим (Ызйззкпш) человеком».

Впрочем, в клевете на Тиберия виноват был не один лишь Тацит. Сказалось веяние времени – всю культуру той эпохи пронизывал пессимизм. В поэзию подобные настроения начали проникать за столетие до этого. Поэты, жившие в век Августа, в эпоху мира, спокойствия и благополучия, не обольщались – одно лишь безвременье видели они: эпоху, утратившую идеалы, лишенную свободы. Поэтому они не спешили прославлять миротворца Августа. В далеком прошлом люди были гораздо счастливее – то блаженное время поэты называли «золотым веком». Когда Тацит писал свои труды, подобная философия еще сильнее укоренилась в умах людей, они верили, что живут в худшие времена. С неукротимой страстью он бичевал упадок римских нравов – упадок, зримым символом которого и был, по его мнению, Тиберий. Прошло почти две тысячи лет, прежде чем он был оправдан историками, и его жизнь предстала трагедией одинокого и несчастного человека.

Факелы Нерона

Римские историки Тацит, Светоний и Дион Кассий подробно описывают годы правления Нерона. Они рисуют образ чудовища на троне, человека-зверя, жаждавшего людской крови. Однако некоторые современные исследователи сомневаются в правдивости их рассказов. Кто же прав?

Император Клавдий правил Римом более десяти лет. Семейным же он царствовал совсем недолго. Узнав, что его жена, Мессалина, «в заключение всех своих беспутств и непристойностей» (Светоний) вступила в законный брак с сенатором Гаем Силием, он велел казнить изменницу и поклялся, что никогда больше не вступит в брак, а если нарушит обет, пусть верные преторианцы заколют его.

Отныне он сторонился женщин, правда, привечал свою племянницу, Агриппину. Она часто навещала шестидесятилетнего дядюшку, весело щебетала, не уставала его нахваливать, а год спустя, в 49 году н. э., они стали супругами. По настоянию Клавдия, сенат обязал его жениться на Агриппине «для высшего блага государства» (Светоний), хотя прежде такие браки считались кровосмесительными.

Дядя многое делал, чтобы побаловать племянницу, и главное – усыновил ее сына, Луция Домиция Агенобарба (Агенобарб – Рыжебородый), чтобы тот стал опорой законному наследнику – Британнику. С февраля 50 года Луций Домиций носил громкое имя Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик. Своего брата Британника он теперь обзывал «незаконнорожденным».