50 знаменитых загадок древнего мира

В учителя сыну Агриппина выбрала одного из мудрейших римлян – философа Сенеку. Тот должен был вырастить из Нерона идеального правителя. Нерон быстро усвоил мысль, что он избранник, достойный Рима. С тринадцати лет, на год раньше положенного срока, он участвовал в заседаниях сената и носил мужскую тогу. Его говорливости можно было позавидовать: он срывал аплодисменты, произнося перед сенаторами речи, составленные его даровитым спичрайтером – Сенекой. В дни народных празднеств Нерон демонстративно появлялся на улице в одежде триумфатора, тогда как Британник потерянно стоял рядом в детской одежде. Совестливые учителя Британника пробовали за него заступиться, но больше их никто уже не видел вблизи ребенка.

В октябре 54 года подданные в последний раз увидели и императора Клавдия. После одной из трапез он рухнул на пол, мучимый нестерпимой болью, и скончался. После смерти императора к преторианцам, охранявшим дворец, вышел Нерон. Он робко осматривал солдат; те косились в сторону своего начальника – Афрания Бурра. Последовал знак командира – солдаты взорвались ликованием. Кто-то принес носилки, и под аплодисменты нового императора отнесли в лагерь. Нового императора звали Нерон Клавдий Цезарь Август Германик.

Согласие сената стало чистой формальностью. Патриции довольствовались обещанием Нерона не допускать произвола, чем грешили его предшественники-тираны, и уважать полномочия сенаторов. Некоторые заговорили даже о возвращении «золотого века» – так обнадежил их юный златоуст. Казалось, Рим будет жить, как в лучшую пору правления Августа.

Клавдий был торжественно погребен и обожествлен. Однако его завещание Агриппина не стала обнародовать, а его законный наследник, Британник, уже не мог и мечтать о потерянной власти. Тем временем на улицах и площадях Рима поговаривали, что мужа отравой накормила жена. Гордая Агриппина не прислушивалась к сплетням. Все ее внимание занимало воспитание сына. По ее просьбе Сенека и Бурр наставляли Нерона в политических и военных вопросах. А пока сын был молод, всем в Риме распоряжалась Агриппина. Она все время была на виду. Когда по городу несли на носилках юного императора, рядом возлежала мать. Ее портрет чеканили на монетах – такая честь подобает лишь императорам.

Но юный правитель не огорчался тем, что выглядит «маменькиным сынком» и не тянулся к власти. Он правил, развлекаясь: то раздавал подарки народу; то назначал пособия обедневшим; то реформировал суды; то принимал меры против подделки завещаний; то устраивал пышные зрелища; то заботился, чтобы цены на продовольствие не росли. Дворец императора был словно рог изобилия для бедноты: «в народ каждый день бросали всяческие подарки – разных птиц по тысяче в день, снедь любого рода, тессеры (римские «чеки» – шарики, на которых указывалось, что должен получить предъявитель) на зерно, платье, золото, серебро, драгоценные камни, жемчужины, картины, рабов, скотину, даже на ручных зверей, а потом и на корабли, и на дома, и на поместья» (Светоний). Все восхваляли правителя, щедрого и доброго.

Лишь мать ругала его, она не хотела утратить над ним контроль. Узнав, что сын влюбился в греческую вольноотпущенницу, она вышла из себя, осыпая Нерона ядовитыми упреками. И вдруг Нерон узнал, что разгневанная его непокорством Агриппина, назвала Британника «законным наследником отца». Возмущению императора не было границ. У него, Нерона, как у расшалившегося мальчишки, отбирали любимую игрушку – власть! Он действовал без промедления. У известной изобретательницы отрав Локусты, погубившей, говорят, и его отчима, он добыл бесцветную настойку – яд – и подлил отраву в кушанье брата прямо во время публичной трапезы. С первого глотка тот упал замертво. Часть гостей в панике разбежались. Впрочем, в последующие недели немало римлян будут хвалить Нерона за его решительность. Лучше убить одного честолюбца, чем разорить страну и город в новой гражданской войне.

Словно зверь вырвался из клетки, которую держала на замке Агриппина. Теперь дверцы распахнулись, и ей не стало покоя, как и спасения. Все, что она завоевала вкрадчивостью и коварством, отдавала без обороны – лишь убегала прочь от сына, вкусившего крови, от сына, которого тиранила, любила и презирала. Он пытался ее отравить, но мать принимала противоядия. Он пытался ее утопить, но мать сумела спастись. И все-таки однажды на виллу, где укрывалась под защитой перепуганных рабов Агриппина, пришли присланные ее сыном убийцы. Говорят, что когда центурион вытаскивал из ножен меч, она подставила ему живот, воскликнув: «Поражай чрево!» Труп сожгли до рассвета.