52 упрямые женщины. Ученые, которые изменили мир

Произошедшие политические изменения наконец сломали устаревший свод правил в отношении женщин в науке. С поражением Германии в Первой мировой войне социалисты взяли власть и предоставили женщинам право голоса. В университете сохранилось движение в пользу того, чтобы дать Нётер штатную должность, и Эйнштейн предложил ходатайствовать за нее. «Добившись новой работы для фрейлейн Нетер, я снова ощутил огромную несправедливость того, что она не может официально читать лекции»[261], – писал он. Хотя Нётер преподавала, формально занятия вел Давид Гилберт. Наконец Нётер позволили занять настоящую должность в университете, название которой, впрочем, было продуктом фантазии. В качестве «неофициального профессора»[262] Эмми Нётер не полагалось жалованья. (Коллеги шутили по поводу ее должности, говоря, что «экстраординарный профессор не знает ничего ординарного, а ординарный профессор не знает ничего экстраординарного».) Когда ей все-таки назначили жалованье, она оказалась самым низкооплачиваемым штатным преподавателем.

С зарплатой или без, в Гёттингене Эмми процветала. Вот насколько повлияло на физику одно направление исследования, которое сейчас называется теорией Нётер, по словам одного ученого, которые приводит The New York Times: «Можно с уверенностью утверждать, что ее теорема является становым хребтом всей современной физики»[263]. А ее влияние на математику? Она одна из создателей абстрактной алгебры. В статье от 1921 г., озаглавленной «Теория идеалов в кольцах», Нётер освобождает свою работу от шелухи цифр, формул и конкретных примеров. Вместо этого Эмми сравнивает концепции, по словам популяризатора науки Шэрон Берч Макгрейн, «как если бы она описывала и соотносила характеристики зданий – высоту, прочность, полезность, величину, – не упоминая сами здания»[264]. Обладая чрезвычайно нешаблонным взглядом, Нётер замечала связи между концепциями, которые ученые и математики до этого считали независимыми, такими как время и сохранение энергии.

Нётер так увлекалась, обсуждая математику, что ни оброненная за обедом еда, ни выбившаяся из пучка прядь волос не заставляли ее замедлиться ни на секунду. Она говорила громко и восторженно и, как Эйнштейн, не заботилась о внешнем виде, если это не касалось удобства. Эйнштейн любил свои серые хлопковые свитера, когда в моде были шерстяные; Нётер носила длинные мешковатые платья и остригла волосы до того, как это стало общепринятым. В случае Эйнштейна мы называем это проявлениями погруженного в свои мысли гения. К Нётер применялись двойные стандарты: ее вес и внешний вид служили предметом постоянных насмешек и сплетен. Пересуды волновали Нётер не более чем прочие раздражающие банальности наподобие должности, жалованья и политики. Если студентки пытались вернуть на место выбившиеся шпильки или поправить на ней блузу во время перерыва лекции, она их отгоняла. Прическа и одежда могли меняться, но инвариантом для Нётер была математика.

При столь быстром уме даже для Нётер было проблемой угнаться за своими мыслями. Когда она развивала какую-то идею перед аудиторией, то быстро покрывала доску записями, стирала и исписывала снова. Если новая мысль захватывала ее, по воспоминаниям студентов, она швыряла мел на пол и топтала его, окутанная клубами белой пыли.

Нётер была общительной и щедро делилась идеями. Множество важных научных статей были отмечены мощью ее ума и опубликованы без упоминания Нётер в качестве автора, но с ее благословения. В больших фрагментах второго издания учебника «Современная алгебра» (Modern Algebra) можно проследить влияние Нётер.

Политика нацистской Германии повлияла на карьеру Нётер. Хотя она заслужила репутацию одного из величайших математиков XX в., для нацистов имели значение лишь ее левые взгляды и еврейское происхождение. В мае 1933 г. Эмми стала одним из первых профессоров-евреев, уволенных из Гёттингена. Несмотря на опасность, математика осталась для нее на первом месте – что, возможно, было наивным. Лишившись возможности преподавать в университете, Нётер стала нелегально давать уроки в своей скромной квартирке – всем желающим, включая нацистов, являвшихся в полной военной форме. Это не означало согласия с происходящим, но ради преданных науке учеников она готова была подавлять свое недовольство. «Ее сердце не ведало зла, – вспоминал друг и коллега Эмми. – Она не верила в зло, и ей никогда не приходило в голову, что оно может существовать среди людей»[265].