Огласив этот диагноз, Найтингейл озвучила четкий набор стандартов, призванных улучшить условия для пациентов госпиталей. Некоторые рекомендации, например использование легко моющихся материалов для стен, полов и оборудования или кормление пациентов питательной пищей, нам кажутся очевидными. Однако и сегодня по таким параметрам, как освещенность и уровень шума, больницы далеки от идеала.
В своей книге «Как надо ухаживать за больными» (Notes on Nursing: What It Is and What It Is Not), самом известном наследии Найтингейл, она объяснила, что «симптомы или страдания, обычно считающиеся неизбежными или присущими заболеванию, очень часто вовсе не являются симптомами болезни, а совершенно иным – нехваткой свежего воздуха, или света, или тепла, или тишины, или чистоты, или пунктуальности и внимания в обеспечении питанием»[249]. Например, предупреждение пролежней целиком и полностью зависит от медсестер. Перекладывание этого бремени с пациента на сиделку ознаменовало революционный сдвиг в отношении к уходу за больными.
Путем наблюдения и статистического анализа данных Найтингейл составила план подготовки сестер милосердия, впервые позволивший дать им должное обучение. Программа была ярко представлена в 1860 г. в новейшем учебном заведении – Школе сестринского дела Найтингейл при лондонской больнице Святого Фомы, созданной на частные пожертвования. Найтингейл нездоровилось, и она не смогла присутствовать на церемонии открытия.
Борясь за то, чтобы улучшить здоровье других, Найтингейл вынуждена была вести все более домашний образ жизни, пытаясь сохранить собственное. Несколько десятилетий она страдала от болезни, которую современные историки считают бруцеллезом. К этому времени она уже редко покидала свою комнату.
Из-за плохого самочувствия Флоренс Найтингейл пришлось оставить публичную деятельность, но работать она не перестала, наоборот, сосредоточилась на статистических исследованиях, позволявших достоверно определить нужды пациентов. Чем полнее знания, тем эффективнее могли быть усилия Найтингейл. Она также вела активную переписку. К концу жизни Найтингейл писала письма по двенадцать часов в день, чтобы быть на связи со статистиками, подругами и участницами возглавляемых ею инициатив в Индии и Австралии. Если ее спрашивали, из какого материала нужно делать стены больницы, Найтингейл, прежде чем дать ответ, изучала тринадцать страниц тонкостей о гипсовом цементе. Поскольку переписка была для нее основным способом общения, Найтингейл мастерски овладела этим искусством и всегда оставалась на связи, неизменно внимательная и чуткая к своим адресатам.
Флоренс было очень неуютно из-за того, что она при жизни превратилась во всемирную знаменитость. В центре внимания, считала самая знаменитая медсестра в мире, должен быть пациент. Хотя она давно рассталась со своей лампой, та продолжала освещать ее путь.
Софья Ковалевская
1850–1891
математик
Софья Ковалевская (урожден. Корвин-Круковская) считала, что путать математику с арифметикой можно лишь по незнанию. Арифметика всего лишь куча «сухих и бесплодных» цифр, которые можно умножать и делить. Математика – мир элегантных возможностей, «требующий крайней степени воображения». Полноценно заниматься математикой означает поднимать ее на уровень искусства сродни поэзии: «Поэт должен видеть глубже других людей, так же как и математик».
Умение глубоко смотреть в цифры Софья приобрела в очень раннем возрасте. Когда Ковалевская была ребенком, ее отец, только что вышедший в отставку российский военный, перевез семью в сельское имение вблизи литовской границы. Это был большой дом у озера возле леса, вдали от больших городов. Они заказали обои из Санкт-Петербурга, чтобы освежить интерьер, но, когда заказ прибыл, обнаружилось, что его неправильно рассчитали. Для детской обоев не хватило. Отец Софьи нашел недорогое подручное решение. Он оклеил стены комнаты литографическими страницами лекций по дифференциальному и интегральному счислению, курс которого прослушал молодым офицером. Если бывает событие, пробуждающее воображение и заставляющее человека всю дальнейшую жизнь без устали следовать за своей страстью, то для Ковалевской это оно и было. Гувернантка не могла вытащить девочку из комнаты с рядами уравнений. «Кончилось тем, что я часами стояла у стены, читая и перечитывая написанное»[250]. Софья была слишком мала, чтобы понимать смысл этих значков, но она все равно пыталась.
Большую часть детства Ковалевской ее образование не поспевало за ее любопытством. Отец не был поборником идеи «просвещенных женщин»[251]. Соответственно, формальное образование Софьи было фрагментарным. «Мне хронически не хватало книг», – писала она в автобиографии[252]. Ковалевская пробиралась в родительскую библиотеку и поглощала запрещенные иностранные романы и русские журналы, громоздившиеся на столах и кушетках. «Как вдруг, вот оно, сокровище, только руку протяни! Кто бы устоял?»