54 метра

Тема давит прыщи с носа-картошки, уперевшись лбом в большое, до потолка зеркало. При каждом удачном нажатии мерзкая желтоватая гадость брызгала на отражающую амальгамную поверхность. Маленькие взрывы на носу Кораллова заставили меня поморщиться.

— Мхе, — до подбородка высовывает он язык предельно оранжевого цвета без отрыва от процесса загрязнения зеркала своими выделениями.

— Так, значит, он пил что-то с прилагательным АПЕЛЬСИНОВЫЙ, — делаю я вывод, — а я — ВИНОГРАДНЫЙ.

Где-то наверху, в помещении клуба, громко ревет музыка, и кто-то подвывает не в такт: «Мальчик хочет в Тамбов! Ты знаешь, чики-чики-чики-та!»

Помню, мы с Темычем сошлись почти сразу. Мы были абсолютно разными по внутреннему содержанию, но оба стремились к общественному вниманию и обладали нестандартным чувством юмора. Очень любили писать небольшие рассказики про Штирлица, Шварценеггера и кучу других знаменитостей. Коронными в сюжете считались фразы такого содержания: «Шел сильный дождь (пауза). Штирлицу вспомнился Вьетнам (вздох, пауза), где он никогда не был (ГЫ)».

Еще наш дуэт занимался постановочными пантомимами, под играющие по радио музыкальные произведения. Самая удачная из них исполнялась под ремикс «Профессионала» Энио Морриконе, саундтрека из одноименного фильма с Бельмондо в главной роли. Мим-сценка исполнялась в любом месте, и жестами рассказывала о гибели главного героя от снайперской пули возле вертолета с включенными лопастями. Финал и сюжет клипа менялся как нам хотелось и когда хотелось, в зависимости от нашего видения вариантов происходящего. Сценку сложно передать на словах, но она всегда нам и окружающим очень нравилась и приводила в состояние хорошего настроения. Смешно до одури.

Внешность Кораллова описать словами трудно. Больше всего мне запомнились его глубоко посаженные, расположенные близко к переносице маленькие бегающие глазки, которые он постоянно жмурил, заставляя их исчезать в кожаных складках лица. Огромный, пористый, как губка, нос-картошка с прыщами и выпяченная полная нижняя губа. Его «коньками» были шепелявость и обаятельность. Поэтому даже летевшие от его рта брызги приобретали позитивный настрой, пока летели в лицо собеседнику.

— Хватит давить прыщи. Пойдем в роту, скоро построение, спать ляжем, а можем и раньше спать лечь, — говорю я, не в силах больше ждать, пока он вычистит лунные кратеры картошки и вконец испачкает зеркало.

— Да подожди ты, мой неуемный Попс. Одну секунду, мой неродной и ни капли не похожий на меня брат-близнец. Смею вас ошеломить, но в моем мозгу родилась прелюбопытнейшая идея, — он всегда, когда напьется, начинает говорить дворянским, как ему кажется, языком.

— Темыч, — перебиваю его, посмеиваясь, — не паясничай, а то заражусь от тебя сей сложный слог из уст своих я гневно изрыгать.

— О, как! — поднялись на лоб густые брови и многозначительно выкатились глазки Кораллова, — лучше и я бы не сказал.

Неожиданно, громко хохоча и поддерживая своими нетрезвыми телами стенки и перила лестницы, к нам спустились три относительно красивые и молодые подвыпившие девушки. Почему относительно? Наверное, из-за «телепортатора» в моем организме некоторые детали, касающиеся окружающего мира, искажались, и точно определить возраст и разряд ухоженности не представлялось возможным.

Они смотрят на нас. Мы смотрим на них. Мы в рабочих платьях, выцветших от стирок и глажки. На наших военных затылках пилотки. Изображаем павлинью осанку и гордо молчим. Они, завидев нас, хихикают в ладошки, демонстрируя ноготки, покрашенные в ядовитые цвета, делают вид, что смущены. Брачные ужимки с оценивающими взглядами продолжаются недолго. За это время все пьяные участники смогли сохранить лицо, не упав с лестницы (девушки) и не рыгнув газированным «телепортатором» (мы), который постоянно подкатывал к носоглотке волной сжатых газов. Едва они поравнялись с нами, мы, не сговариваясь, пустились отпускать ГРАЦЫОЗНЫЭ реверансы и поклоны, сопровождая их дворянским кряхтением БОЯРСКОГО: ТЫСЬАЧА ЧИРТЕЙ! КАНАЛЬЯ! КЛЯНУСЬ СЕДЛОМ МОЕЙ ХРОМОЙ ЛОШАДИ! СПОРИМ ЗЕНИТ ПОБЕДИТ!

— Не сочтите за дерзость, милые дамы, наше к вам обращение, — начал я, отпуская еще один поклон из третьей косолапой позиции, плавно переходящий во взмах широкополой невидимой шляпы с пером у самого пола. Артем также кланяется, время от времени что-то подбирая на полу и рассматривая.

— Не из любопытства, а из лучших побуждений и зова сердца интересуемся, откуда вы, прекрасные создания? Что привело в наш выцветший от отсутствия женской ласки пустырь, пронизанный холодными ветрами?

Говорить подобное в пьяном виде и с серьезным лицом достаточно трудно.

— И какие ваши имена? — добавляет Артем.

Девчонки настороженно смотрят на нас и быстро трезвеют от двух таких, бомжеватого вида, интеллигентов.

— Мы это… СИЧАС… прийдем… Ща… в туалет… тьфу… уборную… сходим, — и ушли. Как только они скрылись, я говорю, положив руку на плечо Артема:

— Прошу заметить, мне по нраву та, в розовой кофточке. Я думаю, что наша симпатия обоюдна, ведь она смотрела на меня тоже.