58-я. Неизъятое

1934

Родился в Париже.

1946 … 1954

В 1946 году семья Кривошеиных, дворян-эмигрантов первой волны, репатриировалась из Франции в СССР и приняла советское гражданство. В сентябре 1949 года отец Никиты Игорь Кривошеин (участник Первой мировой войны и движения Сопротивления, бывший заключенный Бухенвальда и Дахау) был арестован, обвинен в «сотрудничестве с мировой буржуазией» и приговорен к 10 годам лагерей. Освободился он в 1954 году.

25 АВГУСТА 1957

Арестован КГБ за напечатанную во французской газете LeMonde статью с критикой вторжения советских войск в Венгрию. Следствие провел в Лубянской, затем в Краснопресненской тюрьме.

20 МАРТА 1958

Осужден Военным трибуналом Московского военного округа на три года лагерей. 28 апреля 1958-го этапирован в Дубравлаг на станцию Явас в Мордовии. Работал на пилораме, разгрузке вагонов.

1960 … 1971

Февраль 1960-го — освобожден определением Верховного суда Мордовской АССР, отбыв две трети срока.

Отчасти по собственной воле, отчасти из-за давления КГБ эмигрировал во Францию.

Работал синхронным переводчиком в ЮНЕСКО, ООН и Совете Европы, переводил русскую художественную литературу, выпустил несколько книг публицистики и воспоминаний, сотрудничает с российскими изданиями.

Живет в Париже.

Как я первый раз увидел лагерь… Это было в 1948 году. Целая группа людей приняла советское гражданство во Франции и была выслана французской полицией. Они получили советские визы и на пароходе «Россия» приплыли в Одессу. Генеральши стояли на палубе и, когда завиделся берег, вынули платки и кричали: «Россия, Россия…» А на берегу их ждал конвой, грузовики и люстдорфский фильтрационный лагерь.

* * *

В 1957-м я изготовил недлинный газетный текст о том, что события в Будапеште погасили эйфорию, вызванную десталинизацией и массовым возвратом выживших обитателей ГУЛАГa. И что режим снова взялся за свое, то есть за посадку. Текст появился в газете Le Monde. Статью я передал через сотрудника посольства.

Вычислить автора было несложно, поэтому ареста я ждал. Прослушка в те годы уже была, на следствии мне ее цитировали. И потом, круг общавшихся с французами настолько был ограничен, что не надо было быть пинкертонами, чтобы меня найти.

Степень риска я, конечно, понимал, но у меня было такое настроение — нерациональное, конечно, что на этой воле настолько противно, что, может, лучше на ней и не быть.

Ощущение оттепели было недолгое: от марта 1956-го — XX съезда — до 23 октября того же года, когда Хрущев на приеме в посольстве Китая припомнил Сталина.

А после Будапешта (венгерского восстания 1956 года, жестко подавленного советскими войсками — Авт.) все уже было ясно.

На воле было… нечестно — это неправильное слово. Нечестно сейчас. На воле была коллективная шизофрения — она может быть очень честной, правда?

«Из кустов вышел лейтенант милиции»

Арест был очень кинематографический. У меня была назначена встреча с французом, через которого я передавал статью. В 10 часов вечера, у Донского монастыря. Весь этот день и предыдущие за мной шло навязчивое наблюдение: видимо, уже готовились меня брать. Дома я все незаконное уже уничтожил… Но когда я пошел на эту встречу, наружка исчезла. Прихожу, появляется француз — и тут трое людей, одетых по-рабочему, в бушлатах, в сапогах, прыгают на меня с громким криком. «Этот человек — государственный преступник, его разыскивают органы госбезопасности! Ваши документы!» (смеется). Я не растерялся и ответил:

— А ваши документы?

— Сейчас будут.

Из кустов вышел лейтенант милиции и уже официально потребовал мои документы.