58-я. Неизъятое

— Поздравляю, вы — полноценный гражданин Советского Союза. Вам возвращены все права, можете ехать в Литву.

Я говорю:

— Магазины закрыты, а дома у меня выпить нету.

— Ну, подожду, — говорит.

Сидим с ним, разговариваем. Утро подошло — сходил за водкой. И загуляли!

* * *

В 80-м году я тайно привез в Литву останки матери. После моего ареста отец умер, его похоронили в Байкальском районе. Сестра забрала мать в Казахскую ССР, в Акмолинск, куда ее с семьей тоже выслали. В 55-м году мать умерла. И мы с сестрой приехали ее забирать.

Разрыл могилу, стою на гробу. Думаю: не увезти ее вместе с гробом. Придется так. И не решаюсь открыть. Сестра сверху стоит, смотрит на меня. «Открой, — говорит. — И вылези». Сама спустилась вниз, переложила маму в небольшой ящичек… Но свое душевное чувство я до сих пор помню. Только… как его назвать?..

* * *

Всего я своими руками выкопал и переместил на кладбище 50 партизан. Все описал: какие были пули, куда стреляли, как хоронили. Около семисот имен нанес на гранитные таблички и поставил их в лесах, где были убитые партизаны. Если в Литве увидите камень, а на нем надпись «Здесь покоится такой-то», — это моя работа.

* * *

Я прожил 14 лет с русскими. Я уважаю русских. Только одна беда: они никогда не были свободными: ни в царское время, ни при большевиках.

ФОТОГРАФИЯ БРАТА

«Вот он мой брат, Йозас, крайний, около бункера. Солдаты пришли, окружили. Партизаны поняли, что шансов нет, и каждый пустил себе пулю в лоб. Каждый. Фотографию я нашел в архиве НКВД. Это их вытащили с бункера и сфотографировали. Их было шесть человек».

ЮРИЙ НАЙДЕНОВ-ИВАНОВ 1931, МОСКВА

В 1951 году арестован по подозрению в шпионаже. Приговор — 10 лет лагерей. Срок отбывал в Песчаном лагере в Казахстане. Работал на каменном карьере, шахтах, строительстве домов, позже — чертежником, заведующим складами. Освобожден в 1955 году после пересмотра дела. Реабилитирован. Живет в Москве.

АЛЮМИНИЕВАЯ КРУЖКА

Управление лагерей нас, заключенных, сдавало в аренду тресту «Карагандашахтстрой». А тресту нужно было выполнять план по сдаче металлолома. Вот мы и брали кабели — их другие заключенные делали, и сдавали в металлолом. Ну и подворовывали, делали кастрюльки, кружки.

“ Мой первый лагерный номер — ЕЕ-66. У нас сидело много религиозников, и от меня все шарахались: и православные, и лютеране, и баптисты.

Номера унас были на шапке, на спине, у сердца и над левым коленом. Однажды вечером, когда мы шли в лагерь с шахты, конвоир шарахнул по колонне. Просто так: медленно шли, долго собирались, разговаривали в колонне… Пуля вошла в номер на моей зимней шапке. Прошла в сантиметре от лба. Вызывали прокурора, тот сказал: не надо было нарушать режим конвоирования. И всё, конвоиру даже выговор не устроили.

Мне иногда снится… Иду я по Трубной площади, все на меня оборачиваются, а я никак не пойму, в чем дело. И вдруг вспоминаю: черт, у меня же на спине номер…

Зора-Ирина Игнатьевна Калина «Это же выброшенная жизнь»