58-я. Неизъятое

1933

Родилась в Москве.

1949 … 1951

В 1949 году вместе с друзьями организовала литературный кружок, который скоро превратился в подпольную группу «Союз борьбы за дело революции».

19 января 1951-го — арестована. Содержалась в тюрьме на Малой Лубянке, затем в одиночке в «Лефортово». Следствие продолжалось больше года, дело было передано в отдел особо важных дел МГБ, обвиняемые — 16 школьников и студентов 15–20 лет.

7 … 14 ФЕВРАЛЯ 1952

Военной коллегией Верховного суда признана виновной в измене Родине, подготовке убийства Сталина и взрывах метрополитена.

Приговор: высшая мера наказания трем организаторам группы, пять лет лагерей — трем участникам, 25 лет лагерей — десяти остальным, включая Сусанну.

1952

Этапирована в Инту.

Прошла 11 тюрем и семь лагерей. Работала на строительстве домов, рытье котлованов и др. Получила первую группу инвалидности, почти ослепла.

ЯНВАРЬ 1953

Дело Сусанны отправили на доследствие, ее этапировали в Москву. После начала «дела врачей» МГБ попыталось обвинить Сусанну, что она работала связной между молодежными и еврейскими сионистскими организациями.

1953 … 1956

Весна 1953-го — после смерти Сталина следствие было прекращено, Сусанну этапируют в Коми в лагерь для умирающих Абезь. Затем, по ходатайству родителей, в Дубравлаг (Мордовия), где она работает в швейном цеху.

Весна 1956-го — дело пересмотрено, срок снижен до пяти лет.

25 апреля 1956-го — освобождена.

Когда война закончилась, свободомыслие было везде. Мы говорили друг другу: вы посмотрите, что было с декабристами после войны? Они начали думать. И мы тоже ждали, что люди начнут думать.

Никто уже не считал, что все в стране хорошо. Война была слишком страшна. Все ходили голодные, писем с фронта не было, на фронт забирали всех подряд. Я и сейчас не понимаю, как мы выжили: мы все, люди?

Конец войны я помню больше как слезы, чем как радость. В большинстве квартир были те, кто не вернулся. И все плакали, плакали, плакали.

В девять лет, еще во время войны, я пошла санитаркой в госпиталь. Вот лежат раненые в палате. Они все рядовые. Они все ненавидят. И когда я начинала что-нибудь вроде: «А вот, когда вы шли в атаку…» — они говорили: «Заткнись. Мы сейчас тебе расскажем, как нас в атаку гоняли».

Они рассказывали про заградотряды, про расстрелы солдат в строю. Как неграмотные начальники выполняли то, что говорили в штабе, а в штабе все были пьяные. Как их гоняли, как их наказывали. И поэтому, когда потом мне говорили, как на фронте все кричали «ура» и плясали под гармошку, я понимала, что это бред. У меня было ощущение, что я живу в аду, что кругом вранье.

Году в 50-м мы сидели нашим кружком и обсуждали, чего не хотим. Мы не хотим, чтобы нами командовали. Чтобы была цензура.

Хотим, чтобы нам давали читать то, чего не дают: историю русской литературы, Серебряный век. Разумеется, мы понимали, что эти разговоры не пройдут даром.

Сусанна Печуро в лагере. 1956

* * *

Наших мальчиков, Борю Слуцкого, Владлена Фурмана и Женю Гуревича, как руководителей (им было по 20 лет) приговорили к расстрелу. Писать прошение о помиловании они отказались. После суда меня вели за Женей по коридору. Его держали под руки два конвоира. И я помню, как он рванулся от них, пошатнулся — и его снова схватили. Думаю, в этот момент он понял, что произошло.