Первого сентября девяносто второго года мы, поместив несколько объявлений в местной «Царскосельской газете», открыли торговлю «обязательствами».
Вспомним, что с начала девяносто второго года по предложению Егора Гайдара в России начались реформы, а первым актом процесса было освобождение цен на все продукты и товары.
Очень быстро пустые прилавки заполнились товарами, однако цены выросли в десятки раз. В стране был включен печатный станок, и инфляция составила сотни процентов в год. Обычные люди, не решаясь купить себе необходимое по немыслимой цене, были озабочены тем, чтобы сберечь от инфляционного вала свои сбережения. Получалось, что мы своими «обязательствами» предоставляли им реальную возможность уже через три месяца возвратить вложенное с приличными процентами.
Кроме того, наши «ценные бумаги» оказались успешными ещё потому, что никаких МММ и «Хопров» тогда еще не существовало, и непуганый обыватель был готов отдавать деньги любому, кто сумел внушить хотя бы каплю доверия. «Ах, обмануть меня несложно — я сам обманываться рад» — эти слова Пушкина являются пророческими не только в отношении любовного обмана.
В первый день нашей «бумажной» торговли в комнату, где происходил обмен настоящих денег на трехмесячные «обязательства», приехала бригада петербургского «Пятого канала» и известный петербургский тележурналист, тогда еще худой и молодой, сделал хороший репортаж, после чего сильно возросла вера людей в нашу затею. За первый месяц нашей затеи мы продали «бумажек» на девять миллионов рублей, что по тем временам было очень приличной суммой.
Обязательства должны были быть выполнены через три месяца путем их выкупа по цене, если я правильно помню, в полтора раза превосходящей цену их приобретения. То есть — мы размещали «ценные бумаги» сроком на три месяца под двести процентов годовых.
Но, поскольку мы продолжали продавать эти «бумаги», то на их выкуп направлялись деньги, которые выручали от продажи новых обязательств. Через три месяца «обязательства» заменили векселями, что, впрочем, ничего не изменило в отношениях с держателями бумаг. Одни обязательства обменивались на другие, задолженность росла и, тем самым, строилась классическая пирамида, которая рано или поздно должна была рухнуть и похоронить под собою её создателей.
Вначале мы об этом не задумывались — время тогда не располагало к размышлениям: все очень быстро менялось. Роман Гольдман стал называться президентом «Корпорации «Управленческие системы», и не уставал повторять, что иметь деньги — это не главное, а главное — это хорошая кредитная история.
Осенью девяносто второго года мы придумали чековый инвестиционный фонд, который назвали «Царскосельский». Второго января 1993-го года я обменял свой ваучер на акцию чекового фонда, став его вторым акционером.
В феврале девяносто третьего года мы с Лёней отправились в здание администрации района, где тогда работала Валерия, чтобы предложить ей стать управляющим чекового фонда. Конечно, никто из нас не имел никакого опыта, а тот минимум, который давали специализированные двухнедельные курсы, не мог восполнить дефицит знаний. Поэтому действовали мы по наитию, но так работало в то время большинство наших коллег.
Вскоре после «Царскосельского фонда», которым талантливо руководила Валерия, нам отдали в управление еще и «Фонд Преображенский». Оперируя двумя фондами, мы стремились участвовать во всех интересных аукционах, на которых за ваучеры продавались акции приватизируемых предприятий.
Конечно же, никакого анализа покупаемых предприятий мы не проводили потому, что делать этого не умели, тем более, что информация об этих предприятиях была неполной и необъективной. Как правило, мы не знали, кто именно интересуется тем или иным предприятием, поэтому действовали наобум, порой «вламываясь» со своими чеками в аукционы, на которых нас никто не ждал.
Так мы в июне девяносто третьего года приобрели довольно приличный (процентов, кажется, пятнадцать) пакет акций торгового предприятия «Мебель-маркет».
Попыток продавать акции, приобретенные на чековых аукционах, мы не ещё делали, и предложений такого рода до «Мебель-маркета» нам никто не делал. В то время никто еще не умел продавать и, тем более, покупать акции, выпущенные в бездокументарной форме.
Но вскоре после аукциона нам не позвонил коммерческий директор АООТ «Мебель-маркет» с предложением продать ему приобретённые акции предприятия.
На следующий день Валерия и я собрались поехать к покупателю, чтобы договориться о сделке. Приличной машины у нас тогда не было. Более или менее приличная машина была только у Лёни: «Форд Капри», купе красного цвета, спортивного вида и девяти лет эксплуатации. Но выглядела машина очень неплохо. Тогда автомобиль был важным индикатором положения человека в обществе, хотя бы потому, что автокредитов ещё не существовало, и если человек мог позволить себе приличный автомобиль, то, значит, что у этого человека были деньги.