6:0 в пользу жизни

— Гони по бутылке водки за каждый день и сиди там сколько хочешь.

Надо сказать, что в середине девяносто первого года в стране не было ни еды, ни мыла, ни чая, ни, тем более, — водки. Все эти товары отпускались по талонам и бартер, который мне предложил Костин, был для него очень выгоден.

Наша советская армия вместе со всей страной стремительно разваливалась.

Приказ о моем увольнении был объявлен перед строем части в конце июля того же года. Из рук командира части я получил грамоту с факсимильной подписью заместителя министра обороны, в последний раз сказал, поднеся руку к козырьку фуражки:

— Служу Советскому Союзу!

И прямо с плаца направился с обходным листом сдавать дела и имущество.

Первым делом я зашёл в отдел партийного учета и попросил чистый лист бумаги.

— Ты, никак, заявление о выходе из КПСС решил написать? — пошутила начальник отдела.

— Именно это я и хочу написать, — серьёзно ответил я, принимаясь за составление бумаги.

Поверх написанного заявления я положил темно-красный партбилет и с этого момента перестал быть членом коммунистической партии.

Оказалось, что я успел вовремя. После путча, через два месяца после моего добровольного выхода из партии, Ельцин подписал указ о роспуске коммунистической партии Советского Союза.

На «горках» состав, разогнавшись, вошел в крутой поворот, отчего головы сидящих в вагончиках оказались ниже их туловищ. Окружающий пейзаж для них слился в одну цветную линию.

19 августа 1991 года, в первый день путча гэкачепистов, я был в Гродно, где в то время ещё жили мои родители и сестра, не догадываясь о том, что всего лишь через три года они навсегда покинут этот городок, став гражданами Израиля и жителями Иерусалима.

Первые два дня путча у меня ушло на то, чтобы отремонтировать сломавшийся «жигуленок». Двадцать первого августа я с семьей выехал в Ленинград, еще не зная, что там нас ждет.

В машине был приемник с коротковолновым диапазоном. Слышимость была отвратительная, но, поскольку, глушение «вражеских голосов» к тому моменту прекратили, то сквозь треск и хрипы можно было кое-что расслышать.

Путь пролегал через всю Литву, и я видел, что люди везде жадно слушают новости «Радио Свобода», которые тогда рассказывали только о том, что происходило в это время в Москве. Радио сообщало, что затея путчистов провалилась, что за Горбачевым вылетел самолет, что войска возвращаются в места своей постоянной дислокации.

При подъезде к Луге мы встретили Псковскую десантную дивизию, которая, доехав до Гатчины, возвращалась в казармы, Я, пыля по обочине, высунул в окно левую руку, составив знак «виктория» и видел, что солдаты и офицеры, сидевшие на броне боевых машин отвечали таким же приветствием.

21 августа 1991 года был одним из самых счастливых дней моей жизни.

Через день я уже стоял на площадке перед зданием Пушкинской администрации и смотрел, как на флагштоке поднимают трехцветный российский флаг.

— А флаг вы откуда взяли? — спросил я Бориса Львовича Блотнера, без участия которого в то время не обходилась ни политическая, ни экономическая жизнь нашего города.

— На швейной машинке сшили, из трех кусков ткани, — ответил он.

Так над городом Пушкиным впервые после утраты имени «Царское село», был поднят трехцветный российский стяг.

А через год Санкт-Петербургу было возвращено его историческое название.

Поезд на «горке» выкатился на длинный прямой участок и преодолевал подъем, чтобы затем обрушиться вниз с удвоенной скоростью.

Затем, в течение 1992 года, произошло несколько событий, которые радикальнейшим образом изменили всю мою жизнь.

Первое по значимости событие — это мое знакомство с Валерией. Произошло это летом 1992 года и всё, что связано с этим событием не может быть пересказано в этих фрагментарных записках.

В том же году мне на глаза попалась небольшая заметка о том, что известная (на тот момент) инвестиционная компания намеревается осуществить выпуск облигаций и, тем самым, получить в свое распоряжение самые дешевые заёмные средства. Идея была хороша и, как бы сказали сейчас, креативна.

У «Управленческих систем» на тот момент уже был в аренде продовольственный магазин «Стрелец». Вот я и предложил продавать в «Стрельце» как бы ценные бумаги, а вырученные деньги направлять на инвестиции в магазинную торговлю, чтобы полученной прибылью делиться с теми, кто решится приобрести наши ценные бумаги.

Весной девяносто второго года законодательство о ценных бумагах было путаным и непоследовательным. Одно было понятно, что выпуск облигаций надо каким-то образом регистрировать, но закон не запрещал торговать другими «ценными бумагами» и я предложил назвать наши «бумаги» обязательствами и продавать их в продовольственном магазине, объяснив покупателям «обязательств» на что именно пойдут деньги покупателей.