В тот день на мне не было костюма, и ехал я по проспекту в обыкновенном изделии советского автопрома, поэтому привычно остановился, когда заметил молодого человека, призывно поднявшего руку.
Он назвал место, куда бы хотел доехать с моей помощью. Место это меня вполне устраивало, потому, что находилось по пути домой.
— У меня только валюта, — сообщил мне молодой человек, когда мы уже поехали, — У вас найдется сдача.
— А сколько сдачи надо?
Молодой человек назвал сумму в рублях, и я стал гадать, что за валюту он мне предлагает. Ничего не придумав, я решил подождать развязки.
Когда мы приехали на требуемое место, пассажир попросил остановить машину между двумя фонарями так, чтобы свет от фонарей в салоне был минимальный и протянул мне купюру.
Купюра показалась мне странной.
— Что это? — спросил я
— Голландские гульдены, — ответил молодой человек и назвал курс обмена, который не вызывал сомнений. Гульдены были менее распространенная, нежели американская, но не менее твёрдая валюта.
Хотя сомнения у меня всё же оставались, я вручил ему рублёвую сдачу.
На следующий день я отправился в банк, чтобы развеять свои сомнения
Банковская девушка подозрительно посмотрела на купюру и достала толстый справочник. Однако изображённые в справочнике денежные знаки королевства Нидерландов ничего не имели общего с моей купюрой кроме одного слова — «гульден».
Девушка сказала, что у неё в справочнике такой купюры нет, поэтому поменять их она не может.
Я забрал свои деньги и наконец-то прочитал на купюре «банк Суринама». Извинившись за беспокойство, я вышел из банка.
Позвонив знакомому брокеру, промышлявшему обменом валюты, я узнал, что в Питер из южной Америки привезли несколько мешков суринамских гульденов по цене доллар за килограмм и теперь всем втюхивают эти гульдены, а лохи попадаются на это фуфло пачками.
— А что, тебя уже развели на бабки? — поинтересовался брокер.
— Да нет, — схитрил я, — Мне одна знакомая сказала, что ей заплатили десять гульденов, и она не знает, что с ними делать.
— Ну, в общем, развели твою знакомую, — хохотнул брокер, — Если она не собирает коллекцию денежных знаков, то пусть радуется, что ей только десять гульденов всучили.
Теперь я знал, как следует поступить со свидетельством моего позора.
Через неделю я пришел к налоговому инспектору для ежегодной сдачи налоговой декларации.
— Николай Евгеньевич, — сказал я, переступив порог маленькой комнаты, в которой теснились столы четырёх инспекторов, — я к вам с подарком.
Николай Евгеньевич, слегка растерявшись, кинул взгляд на соседние столы, но там все делали вид, что ничего не видят и не слышат.
— Не беспокойтесь, — сказал я, доставая из кармана купюру в десять суринамских гульденов, — стоит эта бумажка примерно тридцать копеек, и я надеюсь, что она украсит вашу коллекцию.
Николай Евгеньевич радостно заулыбался и принялся разглядывать мой подарок.
Под куском прозрачного пластика на его столе красовались украинские гривны, казахские тенге, киргизские сомы и другие такие же денежные знаки. Далёкий Суринам мог стать украшением его коллекции.
С тех пор извозом я больше не занимался.
5:0 «Русские горки» девяностых годов
Каких только эпитетов не придумали для десятилетнего периода времени, который пережила наша страна в конце второго тысячелетия. Самое распространенное выражение — «лихие девяностые».
Мне темп нашей жизни в последнее десятилетие двадцатого века и её крутые виражи больше напоминает аттракцион «американские горки», который во всем мире называют «русские горки».
Поэтому, оглядываясь назад, я называю это время «русские горки» девяностых годов». Горки, которые были связаны не с мнимой опасностью, а с опасностью подлинной, когда входя на огромной скорости в тот или иной поворот мы, в отличие от посетителей аттракциона, не могли быть уверены в том, что этот вираж закончится благополучно.
Первый день нового, одна тысяча девятьсот девяностого года, я встречал майором советской армии, начальником отделения программного обеспечения командного пункта одной из частей наземного командно-измерительного комплекса управления космической группировкой.
В то утро, взглянув из окна пятого этажа на свой, припорошенный свежим снежком «жигуль» светло-бежевого цвета, и убедившись, что машина стоит на месте, я не предполагал, всего лишь через пару лет у меня уже не будет «жигуля», и что я не только сниму армейские погоны, но и расстанусь со своей профессией, с женой и с привычным образом жизни. О грядущих переменах тогда еще никто не догадывался, но о них мало кто не мечтал.
«Мы ждем перемен» — вот лозунг того времени.
Мы ждали перемен, мы приближали перемены, и перемены наступили.