Руслан Гаджиевич стоял перед Михалычем и тяжело дышал. На нем по-прежнему был дорогой черный костюм, двубортный пиджак был застегнут на все пуговицы, но ярко-красный галстук сбился набок, блестевшие туфли покрылись пылью, а черные блестящие волосы Руслана растрепались и сам он потерял тот лоск, который он сам считал самой важной составляющей своего имиджа.
Михалыч сунул руки в карманы куртки и опять стоял в прежней позе, слегка наклонив голову. В его облике ничего не изменилось. Охранник, который все это время находился сзади, так и не сдвинулся с места.
— Ну погоди, я еще с тобой разберусь, тебя зароют, понял? — выдавил сквозь зубы Руслан, после чего поднял с земли нож, сложил и сунул его в карман, повернулся и сел в машину, сильно хлопнув дверью.
“Волга” развернулась и выехала на проспект. Михалыч возвратился на территорию завода.
Только перед обедом, определив перечень мер по усилению охраны завода и предупреждению проникновения в служебные помещения, в охраняемые зоны и на территорию объекта посторонних лиц, Михалыч поехал в свой офис доложить обстановку.
В здании бывшего оборонного НИИ охранное предприятие, в котором работал Михалыч, занимало три маленьких рабочих комнаты и четвертую — оружейную. От остальных помещений бизнес-центра их комнаты были отделены массивной железной дверью.
Директор охранного предприятия Геннадий Петрович сидел в своей семиметровой комнатенке и заполнял журнал проверок состояния оружия и боеприпасов.
— Ты почему пистолет не сдаешь? — кивком ответив на приветствие Михалыча, тут же задал он ему свой вопрос.
— Я на объекте был.
— Что там стряслось?
— Руслана сняли.
— Как сняли, — Геннадий Петрович прекратил писать в журнале и поднял голову, — ведь собрание только через две недели?
— Сегодня утром сняли решением совета директоров.
— Я что-то не понимаю, его ведь на собрании должны были переизбрать?
— Понимаешь, у них там что-то с уставом не прошло в прошлом году и назначение Руслана тогда было вроде как не по уставу, поэтому совет директоров решил, что его можно снять, — попробовал объяснить Михалыч.
— Это все Александра Михайловна придумала?
— Конечно, она. Понимаешь, дело явно шло к тому, что Руслан в любой момент Александру и всех ее людей не пустит на завод, собрание проведет сам и, собрав с работников доверенности, проголосует за себя. Поэтому нельзя было допустить, чтобы он один оставался на заводе. В общем — кто останется на заводе, тот и получит нужный результат на собрании.
— Послушай, Коля, ты что, не понимаешь, что у нас — свой бизнес, а у Александры — свой. Мы — охранное предприятие и в разборки между собственниками встревать не должны. Так недолго и без лицензии остаться. Какого черта ты стал на ее сторону, а если Руслан завтра все отыграет: в суде, без суда — какая разница? Мы объект охраняем, понимаешь, а не устраиваем революции.
— Знаешь, Гена, если победит Руслан, то все равно он охрану поменяет, или ты думаешь, что он откажется от тех, кто сейчас торчит у его кабинета?
— Да заводом, в конце концов, можно было бы пожертвовать, а что ты будешь делать, если мы без лицензии останемся, кому ты будешь нужен в твои пятьдесят два? — Геннадий Петрович с силой хлопнул журналом по столу.
— Ты обо мне не беспокойся. Ты скажи лучше, вот если сменилось руководство на предприятии, то чьи распоряжения мы должны выполнять: прежнего или нового руководителя? Или обоих сразу? Или ни того, ни другого? — Михалыч в свою очередь тоже “завелся”.
— А ты сразу был готов Руслана убирать своими руками. Ты что, судья? Или юрист, по крайней мере? Или у тебя акций этих куча? Тебе надо было "линять" с завода, оставить караул на проверку пропусков и ни во что не встревать.
— Если ты считаешь, что я не прав, я готов уволиться, но Александре я верю, как себе, — последние свои слова Михалыч уже не говорил, а кричал.
— Ладно, Коля, что сделано, то сделано. Ты пойми, что с меня ведь тоже спросят, — медленно проговорил Геннадий Петрович, глядя в окно, — Ты оружие сдаешь, или как?
— Сперва “или как”, потом оружие, — попытался пошутить Михалыч, но его шутка явно осталась не понятой, и он сказал, — до утра мне придется оставаться на заводе, но если хочешь, я распишусь за получение сегодняшним числом.
— Ладно, поезжай, но на рожон не лезь.
Михалыч протянул руку Геннадию Петровичу, тот ее пожал, и они расстались.