6. Акбар Наме. Том 6

Ходжа Мухаммада Али⁵ с отрядом. Вероятно, одно из этих наставлений могло возыметь действие, и мирза не обрёк бы себя на вечную погибель. Назавтра [Акбар] стал лагерем у города Даулатабада. В этот день он возвысил Мир Гияс-ад-дина Али из Казвина, уникального специалиста по истории и обладателя превосходных качеств и ума, титулом накиб-хана⁶. Его одарили великолепным одеянием почёта, отборным конём и изобильными богатствами (хоста)¹. Болтающие попусту знатоки генеалогий замолчали, а изрекатели недостойных 357 слов увидели путь. На этом отрезке дороги курьер привёз послание от мирзы. В нём выражалось сожаление о былых поступках и обещание доброй службы в будущем. Поскольку всё это звучало неискренне, то не произвело на [Шахиншаха] никакого впечатления. Так как глубокое размышление и твёрдое намерение — достойные качества [Владыки Мира], он повелел двадцати высоким военачальникам собраться и высказать свою точку зрения, исходя из собственной проницательности и познаний. Он также приказал автору [этого труда] записать слова каждого и доложить о результатах. Приказ был выполнен, и каждый высказал мнение. Поскольку ни один из них не хотел выступать в поход, все высказались за прощение мирзы и возвращение и выразили эту мысль в разных формах. Автор сказал: «Коли большое войско под командованием столь удачливого и величественного вождя проделало столь длинный путь и цель находится не более чем в семи-восьми переходах, а прощение преступлений и возвращение царских знамён связаны обычно с одним из четырёх условий⁸, как можно отступать при их несоблюдении лишь из-за неубедительных речей гонцов и из-за писем, лишённых света истины. Более того, сейчас в Индии сезон дождей. Разве можно оставаться возле Инда и ждать его завершения; и если потом мы отправимся назад, то вследствие дождей большой вред будет нанесён боеприпасам, и результат окажется плачевным. Надлежит завершить дело, которое уже почти выполнено, а уже затем решать — наказывать или прощать». Под влиянием личной заинтересованности они рассердились и совещались вместе (букв, «опустили свои головы») с враждебными намерениями. Один осторожный человек⁹ сказал мне по невежеству, но из добрых побуждений (или, может¹ быть, не понимая: законов дружбы): «Хотя я знаю, что выявляется степень твоих познаний и демонстрируется правдивость, всё же в столь беспокойное для общества время человеку необходимо действовать сообща с современниками, особенно если они обладают в государстве такой властью». Я ответил: «Проверено, что самое худшее — скрывать крайне необходимые по времени меры на доверительных собраниях и в искреннем

месте обсуждения и говорить обратное тому, что на самом деле думаешь. Такие действия разрушительны для государства и религии. Почему же я должен ради безопасности видимого мира, который

вскоре будет разрушен, намеренно избирать путь, смертельно опасный

для души? Зная, что не изрекал глупостей ради аплодисментов, я надеюсь, что пыль не коснётся моих одежд». Решили, что каждый выскажет собственное мнение [Повелителю Века], и обо мне не упо

мянут, если только сам про меня не спросит. С этой мыслью мы и

расстались. В тот день у меня болела голова и был жар, так что я оказался не в состоянии засвидетельствовать своё почтение (корниш)¹⁰. Несколько враждебно настроенных противников договорились между собой и решили погубить меня. И сбили с толку многих недалёких и честных людей лживыми речами, и те доложили Его Величеству, что все военачальники считали, что Мухаммад Хакима следует простить, а войско должно вернуться. Хедив Мира спросил, а каково мнение такого-то, подразумевая автора данной книги судьбы. Один из них, потеряв стыд, из нахальства и лживости, сказал: «Он тоже с этим согласен». Завистливые и эгоистичные слепцы (тандари) встали на неправедный путь и были тверды в злодейских намерениях. [Шахиншах] возмутился и сказал: «Столь недальновидные мнения для меня неубедительны. Военачальники явно боятся холодов Афганистана (Забула); оставлю их здесь, а сам отправлюсь туда с моими учениками (шагирдпеша)». На следующий день, выздоровев, я безотлагательно отправился приветствовать Его Величество (корниш сирбаланд шуд). Знаки славы сияли на священном челе, и великое собрание обрело новое великолепие;. Проходило серьёзное обсуждение, и [велись] подробные расспросы. В это время возвышенный правитель подозвал

358

меня и задал вопросы о здоровье, в которых просматривались упрёки. Он спросил, почему я поменял мнение, которое всегда¹¹ принималось