Зоя старалась навещать его хотя бы раз в неделю. Лечащий врач был с ней снисходительно равнодушен, маскируя свое глубокое презрение к ней как женщине с крайне низким социальным статусом подчеркнутой вежливостью формулировок.
– Я не буду мучить вас, сударыня, всякими научными терминами, а скажу на прямоту. У него внутри словно что-то перегорело: исчезла самая существенная часть его личности, превратив в полного идиота. Отчего это произошло – не понятно. Хотя с точки зрения медицины его мозг в абсолютном порядке. Ваш друг не алкоголик и не наркоман, но его психосоматика существенно поражена. Такое наблюдается у наркоманов со стажем, когда у них под воздействием наркотиков развивается слабоумие. Он несет какой-то бред про убийство, что кому-то вырезал сердце и сжег на костре в честь Одина. Ну разве такое возможно в наше время? Он же дагестанец, – врач потряс головой, словно отгоняя от себя всяческие сомнения, и подытожил, – Один и он – это же сущий нонсенс. Он вообще таких слов не должен знать.
Когда Зоя услышала о признаниях дагестанца, страх сжал ее сердце и она еле сдержалась, чтобы тут же не расплакаться или закричать, что она ни в чем не виновата, что ее просто вынудили совершить убийство. Свидание с дагестанцем еще сильнее заставило ее нервничать: он ее или не слышал, или не понимал, что она ему говорила.
– Ты же нас погубишь, – в сердцах бросила ему она, а он лишь хохотал и твердил:
– Ужэ погубил, ужэ погубил. Кровь смоэт кровь. Огонь очистит сквэрну. Огонь, огонь, огонь…
«Он представляет для меня самую настоящую опасность, – возвратившись домой, нервно обдумывала свое будущее Зоя, – его надо устранить. Но как, черт побери? Как это сделать?»
– Нужны простые решения, – дала ей дельный совет Олька, с которой Зоя поделилась своей неразрешимой проблемой, – вот урод, а мог бы составить тебе отличную партию. И чего он, черт кавказский, не захотел становиться киллером? Они, говорят, большие деньжищи зашибают.
Пьяная беседа двух хабалок за бутылкой суррогатного коньяка причудливо скакала вокруг проблемы предательства, пока не наткнулась на благодатную для всякого русского человека тему доноса.
– Мать моя женщина, – вдруг пьяно обрадовалась Олька, – да вот же решение всех твоих проблем: просто приди с повинной в милицию и сдай его.
– Что, донести, что это он убил бомжа?
– Да нет, дурында, обвини его в чем-нибудь другом… например, в каком-нибудь громком заказном убийстве.
– Но он же его не совершал.
– Да и наплевать. Менты по-любому ему будут рады. Примут как родного, улики сами соберут, не сомневайся. Помнишь, наш Анзор рассказывал, как барыг с района выживал: арестует, а потом найдет у них пакетик с дурью. Те кричат «Подкинули», а Анзор протокол заполнит, улику приложит и дело в суд отправит. А твой так даже не поймет, в чем его будут обвинять: он же сумасшедший, – и с радостью отправится в узилище, где ему и место. Чего его жалеть. Они, вон, наших у себя на Кавказе режут, как овец. Пусть и он побудет в нашей шкуре. Ты чуда хотела? Будет тебе чудо. Сама удивишься, как охотно тебе поверят. Смотри, – ткнула пальцем Олька в экран телевизора, перед которым они выпивали, как перед иконой, – вот в новостях, опять обещают заплатить тому, кто поможет поймать убийцу Твердохлебова. Прояви свой гражданский долг – подработай.
– А я смотрю, ты на все способна, лишь бы вылезти из своего навозного угла.
– Может, я и на помойке родилась, да только и ты не из Букингемского дворца родом. Из говна пришли, в говно и уйдем. Нам жить, а не выбирать.
Наутро у нее сильно болела голова и она решила проветриться, вышла на улицу и ноги сами привели ее к отделению милиции, руки открыли дверь, а рот обратился к дежурному с заявлением, что она знает, кто убил Твердохлебова: и все это время она словно бы видела себя со стороны, только лишь наблюдая, но не участвуя.
Ее провели к начальнику отделения, он сделал прямо при ней несколько нервозных звонков и ее отвезли в прокуратуру, прямиком к следователю, возглавлявшему расследование убийства Твердохлебова. Все остальное было как будто во сне: она что-то говорила, ей возражали, она настаивала, ее уговаривали, она не соглашалась. Лишь к вечеру, возвратясь к себе на квартиру, она осознала себя как единое целое, почувствовав, что снова стала сама собой.
Ночью ей снился убитый бомж Алеша с безобразно разорванной грудью, держа в руках горящее сердце, а по бокам от него стояли лиса и медведь. Его голос звучал во сне не переставая, повторяя одно и то же: «Жи-вот-но-е-е-е, жив-вот-но-е-е-е», словно намекая на то, что она не человек.
Наутро Зоя узнала из новостей, что убийца Твердохлебова арестован: им оказался выходец из Дагестана Азамат Баранбеков, который скрывался в сумасшедшем доме, симулируя душевное расстройство.