6 жертва

– И что для этого нужно? – вызвалась она ему помогать.

– Надо нацэдить кровь в чаша, лить в огонь, сердце чэловека туда тожэ бросать и дэньги. Они сгорать, а мы жэлание загадать и боги делать мэня богатым.

Зоя проделала все сама: перерезала горло мертвому Алеше и нацедила целую чашу крови, рассекла грудину и вырезала еще теплое сердце из трупа. Вместе они бросили в огонь сердце и чашу и смотрели, как пламя пожирало их, постепенно окутываясь клубами белого дыма, который щекотал ноздри запахами жареного мяса, пробуждая какой-то поистине зверский аппетит. Лес вокруг наполнился вздохами и воем ночных тварей, а в темноте засверкали зловещие огоньки чьих-то звериных глаз. Наконец, они кинули несколько бумажных рублей, а затем он, разворошив костер дубинкой, громко обратился к темноте вокруг:

– Мунин и Фрэки, услышьте меня,

Одину-богу служу я всегда.

Требу прими, одноглазый отец,

И подари мне счастливый конец.

Небо и землю кровью свяжи

И Азамата, слугу, награди.

«И меня», – добавила про себя Зоя, осознавая, что произнесенные только что слова – это языческая молитва; в надежде, что и ее наградят неведомые боги.

И тут из мрака в круг света, отбрасываемого пламенем, выступили волк, лиса и медведь, а на холку медведя спланировал белый ворон, громко каркнув, и захлопал крыльями. Поднялся такой сильный ветер, что разметал костер, обратив его разом в разлетающийся в разные стороны рой ярко-рубиновых искр и прогремел гром с неба гулким артиллерийским раскатом, накрыв оба берега Иркута. Последнее, что помнила Зоя, – это ужас, который ее охватил, когда она проваливалась во всепоглощающую вязкую черноту.

Очнулась она рано утром от холода и первое, что увидела, был труп Алеши с перерезанным горлом и безобразно развороченной грудной клеткой: сквозь черные края заветревшейся плоти торчали белые куски ребер. Рядом с ней лежал, свернувшись клубком, совершенно не героического вида человек, ради которого она совершила самое настоящее преступление.

В свете еще не успевшего начаться дня все вчерашнее казалось чем-то нереальным: особенно появление животных с птицей, – было совершенно непонятно, почему они не утащили останки бомжа в лес и не сожрали их.

«Надо что-то с этим делать, – первое и единственное, что приходило ей в голову, – надо его разбудить, он должен это сам сделать, он же мужчина».

Разбудить Азамата оказалось невозможно: он тяжело дышал, но совершенно не реагировал на ее прикосновения или слова, словно его накачали сильнодействующим снотворным. Ей пришлось самой оттащить труп к ближайшим кустам, вырыть с помощью ножа неглубокую яму и свалить туда, присыпав землей и закидав сверху ветками ельника.

Вернувшись к спящему, она просидела около него до самого полдня, пока он не очнулся с душераздирающим криком, словно кто-то укусил его изнутри, содрогнувшись от боли: выгнулся дугой и забился в судорогах. Ей стоило немалых усилий успокоить его.

Она отвела Азамата в дом и тем же вечером уехала на попутке обратно в Иркутск, бросив его одного. Ее разочарованию не было конца – он не оправдал ее надежд.

«Никакой он не герой, – с раздражением думала она всю обратную дорогу под разухабистый шансон, звучавший в машине, – а я-то думала, что он наемный убийца. Все твердил: „Чудо, чудо“, – а на деле оказался полным мудой».

Она постаралась забыть этот досадный инцидент и жизнь ее потекла по-прежнему. О произошедшем напомнила лишь колода карт Алеши, которую она побоялась выкинуть и частенько разглядывала, не понимая, что все это значит. Символизм произошедшего ускользал от ее приземленного ума, который отказывался замечать очевидное: в случившемся жертвоприношении были задействованы нож, чаша, дубинка и деньги, а каждый из этих предметов соответствовал одной из 4-х карточных мастей; явившиеся животные повторяли фигуры Алешиной колоды и служили главными тотемами для древних; ритуал символизировал алхимическую свадьбу неба и земли – сердечный союз, скрепленный кровью.

Она использовала колоду для любимого гадания. Поплевав на карты, подкладывала их под зад, крестилась, доставала из-под себя и только после этого начинала метать и все время выпадала дальняя дорога. И так все три месяца, с мая по сентябрь, пока в ее жизнь опять не ворвался проклятый дагестанец, без предупреждения, в неурочный час. Стал ломиться в дверь в самый разгар их рабочего дня, в 8 часов вечера, пока они с Олькой его не впустили. Оттолкнув их, кинулся на кухню, забился в угол и просидел там всю ночь, пока они не вызвали скорую и его не увезли в городскую психиатрическую лечебницу.

Изменился он ужасно: поседел, оброс, глаза ввалились, зрачки метались в своих орбитах, словно шальные птицы, – все время твердил одно и то же: «Это я, Азамат, спаси меня, спаси меня».

– Что это с ним? – допытывалась Олька, но Зое ей нечего было ответить: она и сама не понимала, что с ним происходит.

«Что с ним случилось? – недоумевала она, – Он постарел лет на 30-ть. Разве такое возможно?»