6 жертва

– Но ты же и правда герой, – поднимая бумаги с пола, заверила его Зоя, – а он хоть и сволочь, но хочет тебе помочь. Я не убивала, но, по-моему, это ничем не отличается от того, чем я здесь занимаюсь – трахнул и забыл. От тебя ведь ничего не убудет. А бумаги возьми. Теперь у тебя машина и дом. Все лучше, чем ничего.

Зое очень хотелось, чтоб он согласился: она не сомневалась, что он сможет это сделать, – наглядно продемонстрировать Интриллигатору, что тот не ошибся, сделав ставку на них обоих. «Пусть он увидит, что я ему нужна. Что я могу», – а на самом деле элементарно хотела выслужиться перед потенциальным хозяином, чтобы понравиться и подороже себя продать.

Каково же было ее разочарование и обида с изрядной долей недоумения, когда на следующее утро он исчез: забрал свой компьютер и даже не попрощался. Все ее планы на будущее разом растаяли, как дым погребального костра, на котором безжалостно сожгли все ее надежды. Все, что ей оставалось – это снова лежать на кровати дни напролет, раздвинув ноги, и принимать в себя плоть очередного самца, желающего самоутвердиться за ее счет.

«Что я сделала не так? – задавала она себе один и тот же вопрос каждый день, раздавленная очередным клиентом, истязающим все три ее рабочих отверстия беспощадным мужским инстинктом самосохранения, – Почему он оставил меня здесь и не взял с собой. Я просто хотела ему помочь стать тем, кто он есть на самом деле. Волк не может жить как ягненок. Каждый должен быть на своем месте».

Кровать скрипела в унисон движениям двух тел в мучительной связке, а ей все казалось, что звучит «Месте, месте, месте», и так без конца, с утра и до вечера, пока не погружалась в черную бессознательную пустоту, в которой не было ничего: ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, – это было освобождение, пусть на время, но освобождение.

Когда в новостях передали о смерти Твердохлебова, она даже не удивилась и сама же поразилась этой своей реакции: это был чужой праздник, не ее, хотя и не теряла надежду, что это все же дело рук ее героя. Ночью ей приснились кубки, мечи, монеты и жезлы, с помощью которых она производила какие-то манипуляции во сне, смысл и цель которых она тут же позабыла, как только проснулась, но чувство прикосновения к чему-то загадочно-могущественному не оставляло ее целый день. Тем же вечером она твердо решила уйти от Анзора, вспомнив совет выгнанной мамки о том, что «если можешь не работать на других, то работай на себя».

Сформулировано это было вечно обдолбанной буряткой совсем другими словами, но смысл был именно такой – любая проститутка это товар и продавец в одном лице, так зачем же с кем-либо делиться своей прибылью. Вместе с Олькой, приезжей из Култука, такой же окаянной душой, как она сама, они сняли на ул. Розы Люксембург двухкомнатную квартирку на первом этаже и занялись индивидуальным промыслом, а организовать приток клиентов оказалось даже проще, чем она рассчитывала.

Теперь ее тело превратилась в ее собственный насос по выкачиванию денег из карманов борющихся со своим одиночеством мужчин и жить стало сразу немного легче: появилось минимальное уважение к себе и надежда выкарабкаться из «Гарлема», где жители всю свою жизнь были обречены метаться между прилавками со свиными головами, нижним бельем, конфетами и китайским ширпотребом.

Однажды ее окликнули, когда она покупала на улице фрукты. «Это судьба, – вспыхнула надежда с новой силой, словно огонь, уловивший дуновение ветра из-под тончайшего слоя пепла, когда, обернувшись на крик, увидела его, – а он все такой же. Волк в обличии ягненка». Бросилась к нему и обняла, повторяя:

– Привет, Азаматушка, я так тебе рада, так рада, что у меня даже слов нет. Куда ты пропал? Куда ты пропал? Ах, как я тебе рада.

И так без конца, пока не сдержалась и поцеловала в щеку, отчего он покрылся пунцовым румянцем.

«Все такой же робкий, – нежно защемило у нее внутри, – словно и не расставались».

Она его затащила в ближайший шалман и заказала себе пива, а ему сока: от алкоголя он категорически отказался.

– Ты как, чем занимаешься? Я теперь с Олькой. Помнишь, из Култука? Мы от Анзора ушли, снимаем квартирку тут, на Розе Люксембург. Теперь на себя работаем. У нас перспективы, никто не обижает.

Песчинки ничего не значащих слов меж них сыпались тихим шорохом песочных часов, которые они несколько раз успели перевернуть, меняя темы, пока разговор не уперся в слово чудо.

– Господи, – сложив руки вместе, мечтательно закатила глаза Зоя, – как же мне хочется, чтобы с нами случилось чудо, о котором мы с тобой тогда мечтали. Помнишь?

– Могу ли я довериться тебе в одном деле, о котором никто нэ должэн знать, – спросил он ее и посмотрел прямо в глаза так пристально и напряженно, что ей стало не по себе, – Никто!

– Без сомнения, – искренне пообещала она, ожидая, что он признается ей в убийстве Твердохлебова и у нее появится шанс напомнить о себе Интриллигатору, – ведь ты был единственный, кто хорошо ко мне относился в Анзоровском ебатории. Можешь довериться на все сто процентов.

И тут она услышала нечто, что удивило ее чрезвычайно.