За завтраком и ужином он обязательно отвоёвывал себе место либо рядом с ней, либо напротив. В его поведении наблюдалась некая навязчивость, и это напрягало Гермиону, потому что она не понимала, что за всем этим стоит. Хотя Джинни активно убеждала её в своей правоте на счёт симпатии Фреда, девушке всё равно слабо в это верилось. Может быть, он всё ещё чувствовал свою вину за разбитый нос? Грейнджер так упрямилась в спорах с подругой ещё и потому, что Фред, в общем-то, не делал ничего романтического. Он всего лишь вёл с ней себя как хороший друг, просто теперь он уделял ей чуть больше внимания, чем раньше, а в причинах этого ей разбираться не хотелось.
Сама же она по возможности избегала самокопания в собственных чувствах, хотя ей и так уже было предельно ясно, что её вполне безобидная симпатия к брату Рона превратилась во что-то не очень здоровое. Она чувствовала удушающую волну смущения в его присутствии, терялась в словах, хотя раньше с ней такого никогда не случалось. Это жутко раздражало, ей казалось, что уже все Уизли заметили её странное поведение с Фредом, что уж говорить о нём самом. И его новая линия поведения совершенно не облегчала ей жизнь. Хорошо хоть они с Джорджем должны были постоянно уходить в магазин, и она могла вздохнуть спокойно в его отсутствие.
Несмотря на сердечные проблемы, Гермиона всё равно считала, что проводит лучшее лето в своей жизни. Каждый день в Норе наполнял её теплотой и уютом, рядом с друзьями она ощущала себя привычно и легко, и тёмные времена, нависшие над ними, казались ей далёкими и нереальными. Она очень редко возвращалась мыслями к жутким событиям в министерстве или к неизбежным будущим угрозам, а кошмары почти перестали ей сниться. Девушка знала, что расслабляться нельзя, и что это спокойствие было мнимым, но, в конце концов, сейчас они всё равно ничего не могли сделать. Они были всего лишь подростками, и им хотелось жить.
Однако, атмосфера менялась. Артур всё чаще задерживался на работе допоздна, магглы продолжали пропадать, и даже погода испортилась окончательно — полупрозрачная туманная дымка заволокла холмистую долину, температура упала на несколько градусов, и дожди проливались каждые несколько дней, словно наступила осень. В воздухе витала тревога.
Мистер Уизли с помощью других министерских служащих переместил антиаппарационную границу Норы, так что теперь она находилась прямо во дворе, и настрого запретил детям выходить за её пределы. Этот запрет существовал и раньше, но, кажется, отец семейства прекрасно понимал, что дети всё равно его нарушали, а теперь это действительно стало опасно. Только близнецам, как совершеннолетним, было позволено уходить на работу. Про походы в деревню можно было теперь забыть, и Рон особенно расстроился из-за этого, хотя Гермиона не совсем его понимала — он и так уже давно не навещал свою Бетти.
Ещё Артур сообщил, что теперь вся их почта, входящая и исходящая, будет проверяться министерством, и это стало поводом позлиться для Джинни — она изредка получала письма от Дина Томаса, с которым начала встречаться в конце учебного года, и, хотя отвечала девушка ему через раз, а её ответы скорее походили на короткие отписки, она всё равно не желала, чтобы «министерские жуки», как она выразилась, читали их личную переписку. Её недовольство, конечно, не могло ни на что повлиять.
Последним новшеством в Норе стало обязательное теперь правило — быть постоянно начеку. Все двери должны были запираться, а каждого стучавшего в них нужно было спросить контрольный вопрос, чтобы убедиться в личности пришедшего. И тот, кто явился, также должен был удостовериться, что внутри дома его ждут действительно Уизли, а не пожиратели смерти.
Всё это жутко давило на психику, заставляя Гермиону постоянно тревожиться и вздрагивать от каждого шороха. Расслабленные дни закончились, сменившись страхом, напряжением и ожиданием очередных плохих новостей. Но одна очень хорошая новость всё же была: Дамблдор сообщил мистеру и миссис Уизли, что Гарри прибудет двадцать шестого июля. До пятницы оставалось всего два дня, и это было, пожалуй, единственным, что хоть как-то поднимало настрой. Гермиона очень соскучилась по своему другу, и она всё время думала о том, как ему должно быть тяжело переживать смерть Сириуса в одиночестве.
В четверг на ужин в Нору заглянула Нимфадора Тонкс. Молли накрывала на стол, когда в дверь постучались, и миссис Уизли крикнула детям, чтобы кто-нибудь открыл. Близнецы, находившиеся сегодня дома, с громким топотом сбежали вниз по лестнице, остановившись у двери, вслед за ними вышли и Джинни с Гермионой.
— Кто там? — хором спросили Фред и Джордж.
— Это я, Тонкс, — раздался знакомый голос за дверью.
— Докажи! — близнецы переглянулись, на секунду задумавшись над проверочным вопросом, и это опять выглядело так, словно они общались без слов. Они кивнули друг другу, и Фред снова заговорил: — Какой глаз у Грозного Грюма ненастоящий?
— Левый, — уверенно ответила Тонкс, — но это не секретная информация, так что вопрос неудачный.