Мерлин, ну почему так тяжело?! Её сердце словно завернули в колючую проволоку и закручивали её всё туже и туже, оно кровоточило и болело, а она ничего не могла с этим поделать. Одинокая слеза всё-таки скатилась по щеке, Фред стёр её поцелуем. Он так хорошо её знал, и это было плохо, потому что он угадал: она действительно была готова пожертвовать собой ради высшего блага. Что значила её жизнь, в сравнении с жизнями тысяч? В сравнении с жизнью Гарри? Ему была предназначена цель, никто, кроме него не сможет убить Волдеморта и остановить войну. Так что, если выбор встанет между ней и Поттером, она знала, что выберет. Этот выбор был сделан уже давным-давно. Но голубые глаза Фреда жадно бегали по её лицу, ища там ответы, которые она не могла озвучить. Может быть, лучше соврать? Успокоить его, потому что какой толк в пустых переживаниях? Сейчас это всё не имело никакого значения. Сейчас были только он и она.
— Обещаю, — прошептала Гермиона, практически задыхаясь в своей лжи, чувствуя, как очередной виток проволоки окутывает сердце, запуская иглы всё глубже. Но облегчение в лице Фреда убедило её в правильности этого выбора. Скажи она правду, и они бы обязательно поругались, как ругались миллион раз до этого, когда речь заходила об опасностях, когда она впервые рассказала ему о плане уйти с Гарри и Роном или когда они спорили о необходимости участвовать в операции «Семь Поттеров». Сколько тогда было пролито слёз, сначала от обиды, что Фред хотел запретить ей рисковать собой, потом — от страха, когда она увидела окровавленного Джорджа, на секунду подумав, что на его месте мог быть его близнец.
Она совершенно не хотела выяснять отношения. Только не сейчас. Гермиона подалась вперёд, накрывая его губы своими, и он моментально ответил на поцелуй, впиваясь с таким отчаянием, от которого кружилась голова. Руки Фреда заскользили по её плечам, шее, груди — они были везде, жадные до прикосновений, на которые её тело радостно отзывалось, привычно покрываясь мурашками. Она перекинула одну ногу через бедро парня, оказываясь у него на коленях, и стянула с него футболку. Ей хотелось, чтобы между ними не было никакой лишней ткани, она только мешала. Он понял её без слов — пижамные штаны быстро оказались на полу. Девушка сбросила и свою пижаму, откинув её куда-то в сторону, прижалась голой грудью к его груди, обнимая за шею, зарываясь пальцами в мягкие пряди рыжих волос, отросших теперь гораздо длиннее, чем обычно. Поцелуи, которыми они обменивались, были наполнены невысказанной болью, страхами и надеждой, и они не могли оторваться друг от друга. Его ладони сжимали её бёдра, когда она ритмично приподнималась и опускалась вновь, откидывая голову назад, подставляя шею под его губы.
Фред так любил видеть её такой — абсолютно позабывшей про контроль, полностью отдающей себя ему — она была такой красивой. Всегда была, вообще-то. Но в такие моменты особенно. Ярко раскрасневшиеся щёки, прикрытые глаза, открытый рот, прерывистое дыхание и потрясающие стоны, слетающие с губ гриффиндорки — он совершенно не понимал, чем заслужил всё это. За что вселенная его так наградила, подарив возможность быть с ней.
Это начиналось как обыкновенная симпатия и признание самому себе, что Гермиона Грейнджер — потрясающая девушка, а теперь он был готов умереть за неё. Когда ему в голову пришла эта мысль, он даже не испугался. Она была такой естественной, такой правильной. Ему просто не нужна была жизнь без неё. И вот, сейчас они прощались, кто знает, на долго ли? Может быть, навсегда. Он надеялся, что с ними всё будет в порядке, но понимал, что никто не застрахован от самого страшного исхода, и это осознание создавало чёрную дыру в его душе, засасывая туда всё хорошее, как дементор. Но он не имел права расклеиваться, он должен был держаться, чтобы она чувствовала уверенность, исходящую от него, чтобы тоже держалась.
Потом они долго лежали в обнимку, потные и уставшие, никто из них даже не хотел дотянуться до палочки и применить хотя бы очищающее. Им было всё равно, хотелось просто остановить время и остаться вот так навечно — в переплетении рук, касании волос, ленивых поцелуях.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Фред.