66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

Но странный шорох нарушал тишину — если можно было назвать тишиной. Гул океана, где–то льется струйкой вода — Господи, неужели в этом рушащемся на глазах здании цел водопровод? — строить они все–таки умели... Но в этот гул и шум влился новый, сыпучий, вкрадчивый шорох. Штукатурка где–то осыпается, что ли?

Нет... шаги!

Эмили резко обернулась.

Огромный мускулистый мулат, словно призрак, но чересчур живой, чересчур вещественный и плотский для призрака, медленно, осторожно, как огромная кошка, крался по коридору. Эмили не видела его глаз, но знала, что он видит и преследует цель. Он шел прямо на нее... повернул... остановился.

Эмили замерла.

Тут, вглядевшись (близорукая, она никогда не носила очков и пренебрегала линзами, от которых уставали глаза), она наконец увидела.

Почти сливаясь со стеной, часто дыша, так что высокая грудь вздымалась и опускалась, стояла высокая негритянка — нет, тоже мулатка, но покрасневшая сквозь смуглоту. Теперь Эмили все видела отлично. Он ее преследует? Она что–то знает? Может быть, о сделке, и он — агент конкурентов? Он сейчас ее убьет. Здесь же никого нет. Надо помешать, предупредить... Она приблизилась, но пока ничем себя не обнаруживала.

А этим двоим было не до нее. Мулат резко шагнул к женщине и рванул на ней легкое белое платье. Ткань порвалась с треском. Платье упало к ее ногам. Мулат не касался большой, смуглой груди с набухшими, почти черными, крупными сосками. Женщина не сопротивлялась — нет, она вся подалась ему навстречу и дышала часто, с хрипом. Эмили только теперь разглядела, что ей было не больше восемнадцати лет, но здесь, под южным солнцем, развиваются и созревают рано. Странный, новый запах примешался к запаху океана и пустого, разрушающегося здания. Мулат резко сбросил плавки и протянул руки к девушке, по-прежнему стоявшей у стены. Но он не касался ее тела — только водил руками вдоль него, чувствуя ее тепло. Вот легко коснулся грудей, бедер... И девушка кинулась к нему, сомкнув объятия, прижавшись к нему всем телом. В беззвучном танце они стремительно кружились среди развалин.

Никто не собирался никого убивать. Ритуальный танец? Странная игра? Эмили еще не приходило в голову, что эти развалины служат случайным туристам и местным жителям храмом любви, где некому потревожить и помешать им...

Мулат поднял девушку, придерживая ее за ягодицы. Она по-прежнему обхватывала руками его шею, вжимаясь крупными, черными губами в его губы, шею, плечи. Двое подвигались все ближе к стене, и наконец спина девушки коснулась серого, шершавого камня. Почти в тот же миг она протяжно застонала, впившись руками в волосы мулата. По-прежнему придерживая ее под ягодицы, он всем телом прижал ее к стене. Своими ногами она обнимала его бедра.

Мулат словно подкидывал ее вверх, сжимая ее ляжки, иногда освобождая одну руку и так же яростно хватая ее за грудь, и было слышно его громкое, частое дыхание. Это был танец первобытной страсти среди руин. Струйка воды стекала по стене, струйка штукатурки сыпалась с потолка. Своей любовью они разрушали собственное убежище. После одного из самых резких толчков — они становились реже, но ярость нарастала, — стена дала трещину, и вода из проржавевшей трубы, ржавая, холодная вода хлынула потоком. Но она не могла охладить их разгоряченных тел. Мулатка, запрокинув голову, ловила открытым ртом капли. Вода стекала с ее губ. Она вцепилась ногтями в плечи мужчины, сама поднимаясь и опускаясь в такт его движениям, вторя им со звериной безошибочностью.