6748

Отпраздновав Пасху в марте, друзья стали готовиться к отъезду. Василий вместе с Кучковичем три дня пропадал на реке, они все выискивали наиболее удобное судно для похода. Оно должно быть не очень узким, чтобы осадка была не очень большой, вдруг волоком тянуть придется. А так же чтобы была и не очень широкой, вдруг какая теснина и не протиснуться. Река ведь! В конце концов, два знатока остановили свой выбор на девяти саженной ладье, имеющей к тому же однодеревный киль, то есть сделанный из одного цельного дерева –дуба. Правда ладья имела и достаточную ширину две с половиной сажени. По настоянию Василия вровень с бортами были положены палати из еловых досок в четверть пяди толщиной. То есть Вася сделал палубу, потом он немного нарастил борт на четыре вершка, то есть сделал фальшборт, к которому пристроил перила, такие же как на галереи церкви Николы на Дворище, то есть красивые и прочные. На носу и на корме он поставил по срубу из дубового обзола. На носу меньшей высоты всего в полторы сажени, а на корме в целых две. Там же на корме он соорудил два направляющих весла и удобную лавку со спиной и подлокотниками. Мачту он не трогал, ее он оставил в центре ладьи и намертво привязал канатами. Парус он приладил квадратный, правда спускать парус можно было частями, и ладья могла идти под треугольным парусом против ветра. Лёха почему-то назвал парус ромейским, на, что Василий заметил,

– Мы и без Рима по Ладоге отродясь на таком ходили, против ветра. Кучкович в трудах плотницких участия не принимал.

– Возраст не тот, – пояснил он.

Но все дни ходил кругами и, где словом, а где и рисунком помогал Василию в судостроительном деле. Леха молча махал топором, а Арсений после службы помогал ему. Так втроем за три недели друзья построили практически новый кораблик. Эля занятая хозяйством деда Луки не обратила внимания на строительство кораблика, она опомнилась тогда, когда Василий спросил ей,

– Христина, куда печь ставить прикажешь на ладье, на носу?

Эля недолго думая, но, опираясь на опыт предыдущего плавания, ответила,

– На заде ставь и по окну со ставнями на каждой стенке, даже на, где дверь сделай, завтра приду, гляну.

Завтра, и окна и ставни были готовы, а Эля была довольна. Вдоль стен Вася поставил лари, такие соразмерные, что и сидеть, и спать, и жито хранить сподручно было. Железо было складировано возле мачты, под палубой, вместо балластного камня, или как тогда его называли «отстойчевого груза». Судно сразу прилегло в воду на пол локтя, по борту появилась слеза. Вася равнодушно глянул, сказал,

– Слеза не течь, скоро сама уйдет.

И точно через четыре дня дерево набухло, и течь ушла. На следующий день, в самом начале мая Арсений молча принес на кораблик образ Николы и в преддверии на Николу мокрого освятил суденышко.

–Ну, вот и всё, и они скоро отойдут, – сказал Кузьма, глядя, как Арсений кадилом машет, стоя на ладье подле мачты.

– Не отойдут, а пойдут. Эх ты кадушка, ты пустая,– поправил мальчика Лука, что из Кучковичей.

–Вот Вася и пиво приспело ко времени. Пойдем, после освящения, на дорожку, выпьем по-малой, да помногу раз. За всех угодников, что путникам в пути помогают,– сказал Лука, обращаясь к Васе за всю компанию.

Так как Василий Валентинович теперь самый главный, и без его соизволения никто и воды из реки не зачерпнет. Таков закон походной жизни для всех ватажников-ушкуйничков.

Эля, в тот день села за стол вместе со всеми, показывая тем самым всем, что она теперь больше не хозяйка Кучковичего поля. На второй перемене блюд Кузьма принес ей лукошко укрытое белой скатеркой.

–Вот как обещал, бери,– сказал Кузьма, вытирая слезу.

Эля открыла лукошко и вытащила шлем – мисюрку с ликами святых – угодников. Лики были покрыты золотом и блестели, что глаз жгло.

–Молодец, – похвалил работу Кузьмы дед Лука…..

После третьей перемены Вася встал и, перекрестившись на образа сказал,

–Вот и все простите меня братья ватажнички, за все,– Пора.

Все молча встали из-за стола и, не глядя в глаза; ни деду Луке, ни Кузе, ни кому из дворни, молча, пошли к реке.

Дойдя до ладьи, они поднялись на борт и, упершись баграми, слаженно сдвинули судно на самую стремнину Москва реки. Река подхватила кораблик и, решив проиграться с ним, два раза крутанула его кругом. На третий круг сил у реки уже не было. Железная воля ушкуйника Василия Валентиновича, шутя, смирила игривый нрав реки и заставила её покорно нести кораблик туда, куда он правил.

Эля, имевшая опыт плаванья по буйному морю не боялась реки, ей казалось, что тут, где берега всегда видны, боятся нечего, они выплывут, или их живыми течением вынесет. Но на вторые сутки, когда впереди послышался негромкий водяной шум, увеличивающийся с каждым часом до мешавшего говорить гула падающей воды, Эля немного забеспокоилась.

–Что это? – спросила она у Василия.

– Ока,– ответил кормчий.

–Какое ока? Божье?,– переспросила Эля.

–Ой, да, не око, а Ока. Река Ока. Она в Волгу впадает,– пояснил Василий.

–А чего так шумит?– прокричала Эля, так как гул стал очень сильным – громовым.