69 этюдов о русских писателях

Иная, вполне благополучная судьба Евгения Долматовского (5 мая 1915). Начал печататься с «Пионерской правды» и публиковался до последних дней, без сучка и задоринки. Автор многочисленных лирических песен – «Все стало вокруг голубым и зеленым...» (помните фильм «Сердца четырех»?); и «Как много девушек хороших, как много ласковых имен...» (это уже «Веселые ребята»). Не своей лирикой остался в памяти Долматовский, а именно своими песнями, точнее, текстами песен: «Провожают гармониста в институт...», «За фабричной заставой...», «Школьные годы», «Если бы парни всей Земли...» И полная уверенность, что «И на Марсе будут яблони цвести...» Если кому-то хочется припасть к оптимистическому источнику, то читайте Евгения Ароновича. А если к горькому – то Бориса Слуцкого (9 мая 1924). Он тоже поначалу верил и в светлое будущее, и в мудрых вождей. Прозрение пришло позднее.

Вожди из детства моего!
О каждом песню мы учили,
пока их не разоблачили,
велев не помнить ничего.
Забыть мотив, забыть слова,
чтоб не болела голова...

Борис Слуцкий занял решительную позицию, порвав с прошлым: «Я в ваших хороводах отплясал...»:

Я был в игре. Теперь я в не игры.
Теперь я ваши разгадал кроссворды.
Я требую раскола и развода,
и права удирать в тартарары.

Далее по хронологии – Булат Окуджава (9 мая 1924). Поэт арбатского двора.

Ах Арбат, мой Арбат, ты – мое призвание,
Ты и радость моя, и моя беда.

Ну, и, конечно, «моя религия» и «мое отечество». И очень приятно предполагать, что «Часовые любви на Волхонке стоят, /Часовые любви на Неглинке не спят...» А разве не замечательно пел Булат Шалвович про то, как

На фоне Пушкина снимается семейство.
Как обаятельны (для тех, кто понимает)
все наши глупости и мелкие злодейства
на фоне Пушкина! И птичка вылетает...

Но, увы, не осуществилась надежда, что «мы все теперь в обнимку». Все теперь порознь. Разбиты на свои социальные группы. И все поклоняются своим кумирам («Дураки обожают собираться в стаю, /впереди главный – во всей красе...»). И остается только молитва:

Пока Земля еще вертится, Господи, – твоя власть! —
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня...

ХХ век – печальные песни. Сколько в мире накопилось ненависти и зла, что многие поэты не выдержали напряжения и сорвались в пропасть небытия, как это случилось с Юлией Друниной в ноябре 1991 года. А родилась Юлия Друнина 10 мая 1924 года в Москве. Ее вещей темой была война, в которой она непосредственно участвовала. Она была связной «между теми, кто жив и кто отнят войной».

Не говорю, что жизнь проходит мимо —
Она и нынче до краев полна.
И все-таки меня неудержимо
Влечет война.

Но когда страна отвернулась от социализма и вступила в войну за капитализм, Юлия Друнина не выдержала и свела счеты с «новой» жизнью. И, как написала о Друниной Римма Казакова:

Сама за край предела,
хоть это и грешно,
ушла, не захотела
досматривать кино.

Очередной «майский» поэт – Андрей Вознесенский (12 мая 1933). К нему у меня особое отношение: вместе учились в московской школе № 554 в Стремянном переулке. Он свою первую книгу «Мозаика» выпустил в 1963 году, а я на путь писательства вступил значительно позднее – первая книга «От Рюрика до Ельцина» вышла в 1993 году. Когда я подарил ее Андрею, он сказал про меня: «Поздняя ягода». Я очень люблю раннего Вознесенского и настороженно отношусь к позднему: слишком сложно, метафорично, барочно. А в «Треугольной груше», к примеру, всё проще, ярче, выпуклее: «В ревю танцовщица раздевается, дуря...», «Царь застыл – смурной, малохольный...», «Завораживая, манежа, /Свищет женщина по манежу!..», «Не сбываются мечты, /С ног срезаются мячи...».

А как со временами года у Вознесенского? Он, как Пушкин: много об осени и совсем мало о весне. «Васильки Шагала» – но это лето. Есть, правда, строки о марте:

По Суздалю, по Суздалю
Сосулек, смальт.
Авоською с посудою
Несется март!..

Но март уже прошел. А авоськи вовсе исчезли. Вместо тетенек с авоськами – девочки с пирсингом. Настали новые времена, когда