69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой

Приехал Каллум. Он купил мне выпить. Джин и все такое. Он взял себе пинту темного крепкого. Он был моложе, чем я ожидала. Лет тридцать пять. Он работал с моим отцом, пока новая и лучшая работа не привела его на северо-восток. У Каллума был английский акцент. Он объяснил, что родился в Лондоне, но его семья была шотландской, отсюда и имя. Он спросил меня, как у меня обстоят дела в колледже. Я засмеялась, затем погрузилась в молчание. Каллум сказал, что поведает мне секрет, если я обещаю не говорить моему отцу. Я согласилась, заметив, что такое обещание излишне, поскольку я не разговариваю со своими родителями. Каллум поведал, что его с треском выгнали с работы. Его поймали, когда он попытался стащить компьютер и какие-то деньги. Он живет на свои сбережения. Он заметил, что находит моего отца очень консервативным и не состоит с моей семьей в дружеских отношениях, они просто знакомые. Я решила, что мне нравится Каллум, и повела его в мою квартиру. Он был шокирован, увидев, что она пустая, и предложил, что нам будет более комфортно у него на Кинг-стрит. Мы пошли туда. Его квартира была битком забита книгами.

Каллум спросил меня, знаю ли я что-нибудь о писателе Эндрю Синклере. Мой ответ был отрицательным. Каллуму не слишком понравился первый роман-бестселлер Синклера «Разрушение Бамбо», но он искренне признавал, что эта проза отличалась как более свободной формой, так и изложением, чем последовавшая за ней «Мой друг Иуда». Синклер имел отношение к синдрому «Сердитых Молодых Людей» и был, вследствие этого, большим занудой, так считал Каллум. Небрежный полуавтобиографический роман о службе в королевской гвардии и еще более небрежное продолжение – о жизни студента последнего курса в Кембридже – быстро и спокойно перевели Синклера в разряд забытых стариков английской словесности.

Синклер, если верить его автобиографии «В любви и гневе», бывал во всех правильных местах во все правильные времена. Он был с «Черными Пантерами» на Кубе. Довольно прискорбно, что, являясь представителем истеблишмента, он не смог поведать ничего интересного об этом эпизоде своей жизни. В книге «Последние из лучших: аристократия Европы в двадцатом веке» представлены наиболее спорные идеи Синклера: он слегка иронически предполагает, что «сливки общества», переходящие из мира живых в царство истории, должны делать это изысканно и утонченно. «Необходимость давать: меценаты и искусство» была в равной степени напыщенной, хотя и более широкой по историческому охвату. В этой работе Синклер выказывает свое восхищение коллекционерами искусства, такими как Чарльз Саатчи. Люди, которых он превозносил, не испытывали необходимости в его поддержке. Наверное, Синклер полагал, что эти люди все-таки поддерживают его. К началу 90-х Синклер мог по-прежнему иметь приличные авансы, при том что цена на его книги обычно снижалась вскоре после их выхода.

В «Мече и Граале» Синклер перекроил огромное количество исторического материала о тамплиерах. Заявив, что он является прямым потомком принца Генри Сент-Клера, Синклер попытался усилить ослабевающее правдоподобие этой книги. К несчастью для Синклера, он не был излишне легковерен, как большинство тех, кто пишет популярные работы о монашеских военных орденах и тайных обществах. Синклер рассматривал церковь Rosslyn Chapel как настоящее сокровище тамплиеров, причем это даже не самое сенсационное из его умозаключений. Как утверждают, «Меч и Грааль» оказался наиболее популярной книгой Синклера со времен «Красного и голубого: разведка, государственная измена и университеты». Согласно Каллуму, набор тем, исследуемых Синклером, не был таким уж широким, как казалось на первый взгляд. От Кембриджских Апостолов, отказавшихся принять Синклера в свои ряды, до ключевой роли предков Синклера в делах Рыцарей Храма – всего один шаг. Пусть Синклер плохо писал, он по крайней мере был последовательным в рассказах о самом себе, не думая о том, будет ли это подаваться на рынке как художественная литература либо как исторические исследования.