– Настя, мы нашли тебе сигарету, Настя!
Настя неуклюже оборачивается, по инерции хочет продолжить побег, но Оля взмахивает руками, показывает белую сигарету.
– Настя!
Настя замирает. Полноватая фигурка в коричневом старом свитере
машет ей руками, такая маленькая по сравнению с гигантским идолом, такая надёжная. Оля делает один шаг навстречу, манит рукой и
улыбается, стоит на месте и ждёт.
Настя оглядывается в переполненную людьми пустоту аллеи, хочет
было продолжить побег, но боль пересиливает, и она неуверенно идёт
вслед за ней, спеша к облегчению.
– Ну здравствуй, – Оля распахивает объятия, и Настя падает в них.
– Привет.
Калоген
Надо было сходить к косметологу, чтобы понять, насколько всё плохо.
– Какой кошмар, какой ужас! Нет, ну это ни в какие ворота не лезет!
Несколько минут я терпела, закрыв глаза, в надежде расслабиться.
– Ничего, через год мы сделаем из тебя человека!
– A я как раз думала, что хорошо выгляжу!
– Тебе показать ложку? – косметолог взмахнула своим чистящим
инструментом, и я тут же зажмурилась.
– Нет-нет, не надо!
– Это просто неприлично! Кошмар!
– Неужели всё так плохо?
– Я же вижу, что ты никогда лицом не занималась, да? Не переживай, мы сделаем из тебя конфетку. Походишь ко мне год, раз в месяц. Через
полгодика сделаем глубокий пилинг.
– Я не хочу глубокий пилинг!
– Послушай, в этом нет ничего страшного, это просто химический ожог
лица!
В недоумении косметолог прерывает работу.
– Не хочу химический ожог лица! – Я всхлипываю, косметолог
надвигается на меня со своей ложкой.
– Решишь через полгода, не понимаю, чего тут бояться. Ну походишь с
коркой неделю. Зато потом кожа станет нежной, как у девочки!
– Корка как на коленке?
– Какая коленка? Я тебе говорю – ожог! О, Ася пришла!
В кабинет входит женщина лет сорока пяти. Я её знаю, она работает
продавщицей в мясном магазине. Она никогда не улыбается, а когда-таки да улыбается – весь мир расцветает и бабочки, бабочки! Но она
всё равно хмурая. Я удивлялась – целый день на работе, а успевает
сбегать на пляж и настолько выдубить кожу! Такого цвета бывают
бабульки, которые сидят на море от рассвета до заката с перерывом на
бинго в местном клубе, тут же на песке, но под навесом. Моя
косметолог встаёт Асе навстречу.
– Ася, золотце моё, как дела?
Они целуются. Раз, два.
– Да вот заскочила позагорать!
– Ну покажи, покажи мне свои укольчики!
Я подсматриваю сквозь ресницы, свернув голову набок, рискуя упасть
с узкого процедурного стола. Косметолог закрывает от меня Асю
своим мощным телом.
– Когда сделала?
– На прошлой неделе!
– Ну замечательно, вон как помолодела!
Из салона парикмахерской доносится голос:
– Ася, так как дочура твоя?
– Да всё, съехала, уже месяц как, живёт с парнем, собаки у них, целых
две штуки! Террасса!
– Так всё, свобода?
– Да, наконец-то! – но Ася всё равно не улыбается, а только делает вид, что рада.
– Ну я на пятнадцать минут, а то ругаться будут на работе!
Ася исчезает в конуре с солярием, стыдливо прикрывает дверки.
Раскрепощённости в ней ноль, как и во мне, я приговорена к
химическому ожогу. Меня чистят ложкой.
Ася выходит.
– Так, когда ты придёшь? – бросает ей вдогонку косметолог.
– Так записана на пятницу!
– Ну пока, мой зайчик, пока, красавица!
Когда зайчик исчезает во внешнем мире, из зала раздаётся:
– Нет, девки, Аська выглядит просто за-ши-бись!
– Нет, – перебивает её косметолог, кричит в распахнутую дверь, ложка
замирает, – она выглядит а-ху-ительно!
– Нет, за-ши-бись!
– Нет, а-ху-ительно!
Они так смакуют, растягивая эти слова ещё раз пять, пока кто-то не
перебивает:
– А вы знаете, сколько ей лет?
– Ну если дочке двадцать, и я точно знаю, что сорок ей было, когда мы
переезжали, то где-то года сорок три!
– Афигеть!
– Ахуеть!
– Афигеть!
– Ахуеть!
– Девки, слово, пять букв, египетский бог.
– Анус!
Все смеются.
– А какая первая буква?
– А.
– Анубис, дура!
– Анус, блин! – И все снова смеются. На фоне всего этого звучит
музыка, инструментальные вариации на тему советских песен: розы, рута, велосипед с букетом. Несложно догадаться, почему я узнаю все
эти песни.
– Ну вот, – говорит мне косметолог, – походишь годик, там где-то
решишься на глубокий пилинг, а потом, – она мнёт то место, где
должны быть окологубные складки, – мы вколем тебе, зайка, ботокс.
– Да зачем мне ботокс?
– Как зачем? А молодость?
– Я не из тех женщин, кто будет цепляться за молодость любой ценой!
– Да какая там цена, это сейчас не миллион стоит!
– Я не хочу ботокс.
– Есть калоген, много чего сейчас есть!
– Вы серьёзно думаете, что мне нужен ботокс?
– Да, может, сейчас и не нужен. – Она тянет ко мне руки, указывает на
переносицу, на щёки. – А потом, здесь и здесь... калоген можно.
Моё терпение заканчивается, и я отбрасываю её руку:
– Коллаген, кол-ла-ген, а не калоген, это не от слова «кал»! И ваша Ася
выглядит не за-ши-бись и не а-ху-еть, – я подражаю их произношению
по слогам, – а на свои сорок пять и даже хуже! И знаете, почему? – Я
не даю им ответить, ещё бы, меня же сейчас просто пошлют. – Она не
улыбается, а не улыбается она потому, что не может, у неё же лицо