6fe33687fe1e42e8f005473e4c927e62

- Господи, сhe`re, где вы набрались этого ханжества?! – Анни промолчала, ошеломленно глядя на смеющуюся женщину и не зная, что сказать. – Все, что вы сказали – абсолютная глупость. Большинство женщин в мире, в том числе и настоящие леди, носят именно такое, как вы изволили выразиться, «ужасно неприличное» нижнее белье. И делают это по одной простой причине – оно нравится мужчинам, – Анни отчаянно покраснела, но Жермен, заметив это, лишь небрежно повела плечиком. – Не стоит так смущаться, моя дорогая. Это всего лишь правда. Кокетство и такие вот пикантные штучки – наше главное, если не единственное оружие в борьбе за внимание мужчин. Что поделаешь, так устроен мир.

- Но… Оно такое… Такое… – Анни замялась, подбирая слова. – Откровенное и… вызывающее, – наконец закончила она.

- О, да, – усмехнулась Жермен. – А еще соблазнительное и очень красивое. И я не думаю, что на этой планете существует мужчина, который отказался бы получить подобный вызов. Именно поэтому большинство мужей – увы, как ни печально признавать сей факт – оставляют своих благопристойных, скромных, скучных жен, разбивая их верные, любящие сердца, и очертя голову бросаются в объятия испорченных, расчетливых куртизанок, которые не стесняются своих желаний и не боятся быть вызывающими и непристойными. Наоборот, их грубая откровенность еще сильнее влечет мужчин. И они летят к ним, словно мотыльки на огонь… и часто сгорают в их фальшивом, продажном пламени. И встает вопрос: должна ли я во что бы то ни стало быть пристойной и скромной и, сложив руки и ничего не предпринимая, ждать, когда мой мужчина, пресытившись пресной любовью, отправится искать острых ощущений в объятиях проститутки, или же должна удержать его, пожертвовав ради этого маленькой толикой скромности и благочестивости? В первом случае я не нарушу многочисленных условностей, предписываемых приличиями, но, тем не менее, буду несчастна, а во втором – не только удержу любимого мужчину, сохраню семью и собственное счастье, но и позволю себе почувствовать себя женщиной. Такой, какой создал меня Бог. Чувственной, соблазнительной, страстной. Любящей и любимой. И все это в обмен на пару-тройку нарушенных приличий, глупых условностей, придуманных ханжами, которым не так повезло в жизни и которые не знают, что такой любовь, желание и страсть. К тому же, об этом и знать-то никто не будет, кроме моего мужа. По-моему, выбор очевиден. Если для того, чтобы удержать любовь мужа, его интерес ко мне, его внимание и восхищение, я должна быть вызывающей и непристойной – я буду! Но! – Жермен сделала эффектную паузу, послав Анни предупреждающий взгляд. – Здесь, как и во всем, важно не перегнуть палку, – продолжила она строгим нравоучительным тоном. – Иначе может пострадать репутация, а это ни к чему. В большинстве своем условности и правила приличия, конечно, ужасно устарели, они мешают нам открыто выражать свои чувства, мешают нам быть свободными, сковывая нас своими узкими жесткими рамками. Но бывают моменты, когда только они удерживают нас над бездонной пропастью, в которую неумолимо влекут нас чувства. Свобода кружит голову, Аннет. Она пьянит сильнее, чем вино. А нарушая правила, мы словно бы избавляемся от оков и обретаем долгожданную свободу. Но пройдя над пропастью, заглянув в нее и оценив глубину возможного падения, мы благодарим эти сухие правила, придуманные когда-то и кем-то, может быть, не удержавшимся на краю этой пропасти и познавшим ее темные глубины, за то, что благополучно выбрались на безопасный берег. Иногда условности – единственная граница, отделяющая черное от белого, добро от зла, чистоту от грязи. И мы не должны забывать об этом, – закончила мадам Бурже.

С минуту Анни молча смотрела на нее, а затем нахмурилась, словно обдумывая что-то.

- А как отличить, какие условности можно нарушать, а какие нет? – внезапно спросила она.