6fe33687fe1e42e8f005473e4c927e62

Завершив осмотр последних раненых, Жоа помогла им разместиться вокруг ближайшего костра, заботливо набросив на плечи каждого одеяло, и направилась к Антуанет. Старшая медсестра лежала на том же месте, где она ее оставила – возле растущего в отдалении куста, чьи раскидистые, облетевшие ветви нависали над ней, словно пытаясь оградить ее от жестокого холодного мира. Рядом по-прежнему сидел доктор Люмьер, а у изголовья стояли уже освободившиеся Кенди и Флэнни. Они стояли совершенно неподвижно, склонив головы. Жоа не видно было лица подруг, но от их застывших, словно мраморные статуи, фигур исходили волны напряженного ожидания и… той же бесконечной печали, почти скорби, что четверть часа назад она прочла на лице старого доктора.

«Господи, нет… Нет!.. Не может быть!!!»

Она ускорила шаг, но внезапно накатившая слабость заставила ее остановиться. Колени мелко задрожали, и Жоа показалось, что если она сделает еще хотя бы шаг, то просто упадет. Она замерла и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь и подавить поднимающуюся откуда-то из глубины волну паники. Помогло. Страх отступил. Медленно, нехотя, словно зверь, которого заставляют расстаться с полученной в кровавой битве добычей, но все же отступил. Закрыв глаза, Жоа попыталась мысленно отключить эмоции и отрешиться от происходящего, заняв позицию стороннего равнодушно-холодного наблюдателя. Она прибегала к этому приему крайне редко и, по большей части, именно в такие вот минуты сильного душевного напряжения, когда, казалось, еще минута – и она взорвется, как котел, в котором скопилось слишком много пара, и устроит самую настоящую, обыденную до тошноты, женскую истерику со слезами и воплями. Это помогало всегда, помогло и на этот раз. Девушка почувствовала, что начинает успокаиваться. Дрожь в коленях прошла, сведенные мышцы расслабились. Открыв глаза, она чуть нахмурилась и продолжила путь решительным, твердым шагом.

Подойдя ближе, Жоа наконец увидела Антуанет, которую до этого скрывали доктор Люмьер, Кенди и Флэнни. Она лежала в той же самой позе, что и четверть часа назад, ее глаза были закрыты, а ресницы отбрасывали длинные темные тени на бледное застывшее лицо. Жоа почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Закусив губу, она быстро моргнула несколько раз, прогоняя их, и опустилась на колени рядом с доктором.

- Почему вы ничего не делаете? – едва слышно прошептала она, взглядом указав на необработанные раны старшей медсестры, в фиалковых глазах светились упрек и отчаяние. – Нужно снять платье, обработать раны, наложить швы, сделать перевязку. Мы должны помочь ей! Как вы можете сидеть, смотреть, как она истекает кровью, и ничего не делать?! Вы же сказали, что поможете ей!

Она протянула было руку к Антуанет, но доктор Люмьер перехватил ее.

- Оставь ее, – тихо сказал он, бросив на нее быстрый взгляд из-под сурово нахмуренных седых бровей, но в синих глазах читались боль и печаль.

- Но…

- Нет, – повторил старичок и отвел ее руку, так и не позволив коснуться старшей медсестры.

- Но…

- Успокойся, Жоа, – едва слышный шепот Антуанет прошелестел в воздухе, подобно легкому призрачному ветерку, и затих. Жоа посмотрела на старшую медсестру. Ее глаза были открыты, но их взгляд был тусклым и каким-то застывшим, неживым, словно стеклянным. – Я сама попросила об этом, – снова прошептала та, едва шевеля побелевшими губами, неровное дыхание с тяжелым хрипом вырывалось из ее груди, словно каждый вздох стоил ей неимоверного труда и отнимал и без того быстро тающие силы. Женщина закашлялась, и темные струйки крови, сочащиеся из уголков рта, снова поползли вниз, оставляя на белоснежной коже широкие дорожки, играющие алыми отсветами. Местами кровь уже начала подсыхать и почернела, оставляя широкие разводы. – Вы ничем не можете мне помочь, – ее шепот звучал пусто, равнодушно и устало. – Оставьте меня в покое. Я так устала.

- Тише, – умоляюще прошептала Жоа, прикоснувшись кончиками пальцев к ее окровавленным побледневшим губам, чувствуя, как горло перехватывают рыдания. Собрав в кулак всю свою волю, она попыталась подавить их и даже улыбнулась сквозь слезы, вот только улыбка вышла вымученной, слабой и дрожащей. – Не нужно разговаривать. Береги силы.

- Зачем? Я знаю, что умираю, – с трудом пробормотала Антуанет, но ее пустой взгляд был устремлен в серую высь неба, отчего казалось, что она разговаривает сама с собой. – Я этому даже рада. После его смерти у меня больше никого не осталось на этой земле. Я жила пока верила, что он тоже живет где-то здесь. Пусть и далеко от меня. Я всегда ждала его. Но его больше нет. Он больше не вернется. Никогда. Так ради чего жить?

- Не говори так! Не смей так говорить! Жизнь так прекрасна! Тебе есть ради чего жить. Ты нужна раненым. В мире еще столько людей, которым нужна твоя помощь. И ты очень нужна нам, Антуанет. Мне, Кенди, Флэнни и остальным.