7-я Реанимация Последняя Линия Обороны

Пришла врач, переговорила со всеми по очереди. И между делом сказала, что в Москве вспышка заболевания, бьющая все предыдущие рекорды. И всех, кто чувствует себя более-менее и у кого положительная динамика и анализы, и кто изъявит желание, тот может освободить свою койку для более тяжёлых пациентов. Это был шанс! Я даже слегка затрепетал, как в молодости перед соитием. И выложил врачу все свои чаяния и надежды. Я сказал, что зачахну здесь, что каждый день пребывания в больнице даётся мне с огромным трудом, что я на грани психического расстройства. И всё в таком духе. Я изменил голос, я состроил такую жалкую гримасу на лице, я так заламывал руки (как хорошие актрисы пятидесятых-шестидесятых). Не зря я изучал когда-то поведенческие реакции, неврозы, психотипы и прочие вербализмы. Потом я прилёг и расслабленно задремал. Ребята в палате вспоминали разные забавности и тихо хихикали. Один когда-то работал не то на Комете, не то на Ракете, бороздил Москву-реку. Это были суда на подводных крыльях. И на каких-то вспомогательных хлабудах. Я приоткрыл глаза и увидел его, стоящим возле меня. Он протягивал мне апельсин. Тельняшка с длинным рукавом и апельсин. Прикрыл глаза…

…-Съешь апельсин. Абхазский. И успокойся.

Красильников протягивал мне жёлтый фрукт. Он был в теплом морском тельнике, с длинным рукавом.

–Я больше не могу. Я сдохну и меня сожрут крабы. Вон они, мерзкие твари, уже ждут. Я же случайно суда попал. Я знаю, тебя после госпиталя (и скандала, хотел я добавить) вывели за штат и сунули в эту программу. Но мне-то обещали просто поплавать и позагорать. Окунуться разок-другой с аквалангом. Вместо отпуска. Ты же понимаешь, что всё это фуфло и очковтирательство, вся эта программа. Ты хоть в курсе, что запустили её после того, как Большой Папа перед штурмом села Октябрьского рассказал журналюгам про 38 попугаев, следящих за каждым бандитом. И заработала эта программа, чтоб потом отчитаться, сколько у нас теперь стало разных специалистов, взаимозаменяемых. Причём, абсолютно во всех сферах народного хозяйства. И из человека, занимающегося…другими вещами, невозможно за месяц сделать боевого пловца. Водолазное дело изучается годами! И не сделать из простого глазастого парня снайпера за месяц. Это будет просто меткий стрелок, и всё! Вот это я тебе могу точно сказать. Сам занимался этим. Будет ходить с веслом, пардон, с СВД, как дурачок. И попрыгавшего пяток раз с Дубом парашутёра нельзя бросать на неподготовленную площадку на матрасе, виноват, на крыле. И когда в очередной будет очередная задница, соберут таких 38 попугаев, а бандиты уйдут (на счёт программы я оказался прав-её вскорости свернули, и забыли).

–Мне по фиг. Я делаю своё дело. А ты делай своё. И то, что вместо тебя здесь должен был быть кто-то другой, специально подготовленный, роли не играет. Это проблемы твоей конторы, не мои. А в госпитале этот парень, или на соседнем пляже пузо греет, меня не колышет. Давай, ещё раз, упражнение номер двенадцать. Поехали…

И я поехал. В приливной волне стал курочить какой-то механический блок, снимая крышечки, раскручивая болтики-винтики-гаечки. Этот агрегат больше, чем наполовину был скрыт под водой. И если в верхней части всё было более-менее доступно, то боковые крышки, скрытые под водой демонтировать было просто невозможно. Меня заливало, я отфыркивался солёной водой, задерживал дыхание, но не выпускал из рук не до конца снятую очередную крышку. За уроненные болт-винт-гайку-ключ-отвертку следовало наказание. Когда меня накрыла очередная мощная и высокая волна и подбросила вверх, я чудом удержался за дырку под недоснятой очередной крышкой. Захлёбываясь, я не выпустил из руки ключ. Рядом скала, прибрежные камни как будто бы покрыты ржавчиной. Верный признак того, что рядом лежит крупное затонувшее судно. Ещё туда не хватало! Когда всё закончилось, я как малышок, выполз на карачках из воды и стал блевать. Ничего, зато прочистил нутро, сказал старлей…

…вечером мои товарищи по палате обратились ко мне с просьбой сделать что-нибудь. Мой храп мешает, да что там мешает, они просто не могут заснуть по полночи. Вот незадача! Буду думать. Заверил я их. Значит я всё-таки дремлю, а в дрёме также храплю, как и во сне. Ладно, что-нибудь придумаем. Хорошо поужинав и догнавшись вчерашним бургером, попив морса, перехожу к обсуждению разных тем. В общении и за разговором вечер плавно скатывается в ночь. Вскоре я остаюсь один. Вышел в коридор и подошёл к торцевому окну в конце коридора. Окно было открыто, отопление уже работало. Однако на улице было тепло и сухо. В Москву пришло позднее Бабье Лето. Я стоял у окна, любовался на парк, раскинувшийся внизу. Правы поэты, Золотая Осень с её буйством красок-самая чудесная пора! Особенно, если она сухая и тёплая. Теплый ветерок принёс запахи чего-то солёно-терпкого, знакомого. Так могут пахнуть только водоросли, выброшенные на берег…