7 причин сожалеть

Чувствую его взгляд, но продолжаю "получать удовольствие". Спотыкаюсь, упав на колено и вовремя выставленную руку, еле встаю, продолжая отказываться от помощи.

— Свет, шишки набьешь.

Отмахиваюсь.

— Светлан...

Замечаю свое спасение — бортик. Решаю, что спорта для меня достаточно, и почти успеваю доползти черепашкой на льду, только... Разворачиваюсь его рывком, по инерции врезаюсь в него и почти успеваю возмутиться... До... его... Поцелуя.

* * *

Его ладони касаются щек, следом обхватывая голову. От неожиданности я не успеваю понять, во что нужно ухватиться, чтобы откатиться назад.

Хватаю его рубашку пробравшим подушечки током. Кажется, если у него остановится сердце, я сейчас смогу его завести.

Пытаюсь сдержать хоть как-то эмоции, но судя по всему — снова фиаско. Улыбнулся, скрестив руки за моей головой.

Последнее, что останется в моей памяти — эти глаза с чернеющим ободом, что приближаются ко мне так нахально.

Миг замер оглушительным теплом его дыхания и растекающийся робким ароматом. Кажется, от нереальности я начинаю млеть. Кажется, всего-то пару сантиметров...

И надо бы оттолкнуть...

И надо бы очнуться...

И надо бы хотя бы дрогнуть.

Кажется, так Каа гипнотизировал Маугли? Отличное сравне...

Прервал всё настырным рывком, но тут же замер, почувствовав, что ноги мои отказывают вместе с головой.

Легко перешёл на невесомые поцелуи, позволяя хоть немного дышать.

Внутри растекается субстанция его существования, и я просто не представляю, как потом всё забыть.

Руки продолжают вцепляться в рубашку, и нереальных усилий стоит не позволить им залезть под неё.

Почему я позволяю...

Почему он продолжает...

Отдаляется также резко и просто чего-то ждёт. Что в этой черепушке? Мне впервые в жизни хочется просить продолжение, а нужно собирать все силы, что совсем не хотят собираться.

Вдруг тихо произносит, улыбнувшись, не сводя взгляд с моих глаз.

— "Не смотря в лицо, от страсти млеешь, мне на плечи руки опустив."

В первый миг я замираю, не понимая зачем он вспомнил Есенина, во второй начинаю осознавать ситуацию и вложенный подтекст... Что мне остаётся? Вырываться? Только он продолжает держать, играясь.

— Какой же ты...

Ухмыльнулся.

— Ублюдок? Не новость.

— Ребёнок! Глупый дурак!

Наконец расцепляет хватку, позволяя шарахнуться назад в бортик.

— А ты у меня умная пай-девочка?

— Поумнее некоторых!

— Да что ты...

— Да!

Пытаюсь вернуть дыхание, но пыхчу от ярости и бессилия. Он на это лишь прищурился, хмыкнул и просто развернулся, набирая скорость к собственному сыну, что похоже ничего не заметил.

Сглатываю ком застывших слёз, вцепляясь в ограждение позади. Думаю, как добраться до обуви и не попасть ему на глаза, уходя отсюда.

Где-то внутри тлеет невышедшая ярость, где-то внутри бьётся о ребра сердце. Где-то внутри шепчет голос:

"А чего ты ещё хотела, дурочка? Не твой размер, не надейся."

Слёзы не выйдут, и единственное, на что хватит сил, — выбраться отсюда в чёртову калитку неподалёку.

Придется огибать все трибуны... И просто исчезнуть отсюда, будто меня и не было.

Могла ошибиться? Может, я не так поняла? Может, он хотел сказать что-нибудь иное? Или просто случайная мысль?

Вспоминаю самые безобидные строчки:

"Этот пыл не называй судьбою,

Легкодумна вспыльчивая связь,

Как случайно встретился с тобою,

Улыбнусь, спокойно разойдясь."*

Едва ли ошибка. Всё очевидно, верно?

Хотел провести со мной два часа? Смешно... Отослал меньше, чем через час. Какой же он ненормальный, Боже!

-----

* С.Есенин — "Ты меня не любишь, не жалеешь", 1925.

Пятая причина. Малой мощностью

Ты в моей голове

— Пап, она же сейчас уйдёт! — Снова повторяет сын, словно я сам не чувствую это.

Глупая.

— Пап! Она уже переобулась и смотрит на тебя...

Даже тренер замер, изучая, как я не к месту шнурую коньки.

— Ну, па-а-ап! Она же...

Голос Никитки ломается в тот момент, когда она окончательно убеждается в своём и разворачивается к двери.

Спокойно произношу:

— Что? Хочешь остановить — догони её.

Вижу, как он презрительно морщится, выдыхая в сторону, и тут же рвёт вперёд. О, это очень интересно. Не думал, что решится.

Киваю Леониду, на что тот всплеснул руками, прошу подождать десять минут, отъезжаю за сыном, нашедшим мою защиту.

Никитос во всю скачет по рядам, чуть ли не падая каждым шагом.

Подъезжаю к ковру, скидываю развязанные ранее коньки. Вбегаю на наш уровень, замечая собственные одинокие туфли.

— Да как можно быть такой непонятливой?

Стаптываю пятки, слышу, как Никита хлопнул дверью и окрикнул её имя. Надо поторопиться.

Чёртовы ступени.

Выбегаю ровно в тот момент, когда он огибает её с щенячьми глазками и просьбой "Не уходи. Прошу, не уходи, ну!?", так и не прикоснувшись. Света замирает и спустя миг вдруг треплет его по... Голове.

Она чокнулась!?

Раз.

Обрываю собственный рывок, юркнув к стене, понимая, что что-то не так.

Два.