– Валентин, – умоляющим тоном произносит мама, когда я выскакиваю из машины. Она спешит за мной с пакетами наперевес. – Откуда ты знаешь эту девушку? Вы друзья? Ты не пил, нет? Ведь мы с папой в отношении спиртного всегда стоим на твердой позиции: пить только дома, в кругу людей, которым доверяешь, и не садиться за руль.
Я отпираю входную дверь и, не оборачиваясь, отвечаю:
– С этой девушкой мы не друзья. Я оказался не в том месте не в то время, поэтому не надо…
–
Мама входит в дом сразу же за мной.
– Что это за компания, с которой ты общался? Или нам нужно обсудить?..
– Ой, ради бога, – не выдерживаю я. Как она не понимает, что по одному-единственному инциденту нельзя судить о человеке? – Нет, я не пил, так что успокойся, пожалуйста, ладно?
У мамы трясутся губы. Она кладет покупки на пол и со всей дури шарахает дверью, захлопывая ее с громким стуком. Я вздрагиваю, удивляясь, как еще стекло в деревянной панели не треснуло.
– Я хочу понять, что происходит, – говорит она с дрожью в голосе. – Неужели не видишь? Неужели не видишь, как отчаянно я стараюсь? – Она протягивает руки, словно предлагает мне переполненное блюдо своих неудачных попыток. – Ты вообще представляешь, как мы с папой перепугались вчера вечером? Мы понятия не имеем, как ты проводишь свое свободное время. И вот ты впервые куда-то пошел – и сразу
Я не знаю, что ей сказать. Мама никогда не показывала своих материнских слабостей и страхов. Мне всегда казалось, она считает, что прекрасно справляется со своими родительскими обязанностями.
– Я в растерянности, – признается она, доблестно стараясь говорить бодро. – Если не хочешь больше встречаться с доктором Хоторном, дело твое, но…
–
– И что теперь? – не унимается мама. – Что ты думаешь делать? Объясни, пожалуйста.
Я бы с радостью, но не могу. С трудом выдавливаю из себя:
– Джунипер уже дома. Жива-здорова. Все хорошо.
Я иду прочь по коридору. Мама в молчании стоит у двери. Из своего кабинета выглядывает отец, высоко приподнимая кустистые брови.
Я закрываю дверь своей комнаты и прислоняюсь к ней. Мне не хватает воздуха. Взгляд скользит по полкам, на которых книги расставлены в алфавитном порядке, падает на стол, где царит хаос и рядом с ноутбуком лежит открытая книга – толстый справочник по лимбической системе[54]
. Все здесь кажется крошечным, стены – на расстоянии вытянутой руки, будто сдвигаются вокруг меня, внезапно вызвав клаустрофобию.Из моей комнаты есть выход на боковое крыльцо. Я мог бы выйти отсюда на дорогу и идти, идти, пока не затерялся бы в хитросплетении улиц. Ушел бы на край света.
В кармане жужжит телефон. Достаю его, смотрю на экран, на котором высвечивается:
Сообщение от Лукаса, от парня, который обедал вместе со мной всю неделю и в пятницу уговорил меня обменяться номерами. Секунду поколебавшись, я отвечаю:
Я смотрю на вопросительные знаки и вспоминаю его возбужденный голос. Да, печатаю я и отправляю. Через некоторое время, так и не получив ответа, смекаю, что мое «да» несколько двусмысленно, и объясняю вдогонку:
Я швыряю телефон на стол и горблюсь над ним.
Порой я недоумеваю, почему мне так трудно общаться с родителями. Явно не по тем же причинам, по которым я избегаю своих одноклассников. С ними все просто и ясно: у меня не хватает терпения. А вот родители, в моем восприятии, отгорожены от меня толстой стеклянной стеной, и пытаться вступить с ними в контакт бесполезно. То же самое, в какой-то степени, можно сказать и о моей сестре, хотя она редко приезжает домой, так что возможности для общения с ней ограничены. Диана учится на последнем курсе в Дартмуте. Она шумная и бестактная, но ее все любят. О чем бы мы с ней ни говорили, она всегда заканчивала фразой «Ах ты маленький шиза» и ерошила мне волосы.
Конечно, я шиза. Особенно в сравнении с моими абсолютно нормальными родными.
Снова жужжит мой телефон.