Читаем 7 способов соврать полностью

Рыжий пытается схватить меня, но я отступаю и, отпихивая всех, кто стоит на моем пути, пробираюсь сквозь толпу.

Выйдя на улицу, на холод, я осознаю, что сейчас сделал: ударил человека. Эта мысль ошарашивает, сокрушает. Если Дин нажалуется, меня исключат из школы. Остается надеяться, что он будет молчать из гордости.

В крови гудит адреналин. Я сую руки в карманы, усилием воли заставляя себя не бежать к машине. Паника – жидкость в стеклянном сосуде – заливает все мое существо, затапливает потихоньку. Что скажет Лукас, добрейшей души человек, когда узнает, что я натворил?

Заехав в гараж, я выскакиваю из машины и, громко хлопнув дверцей, иду в дом. Мозг жужжит как заводной, ища выход из сложившейся ситуации. Нужно сообщить о Гарсии и Джунипер, что Дин распускает слухи, пока он сам не донес, что я ударил его. Нужно сделать миллион вещей.

– Привет, малыш, – приветствует меня отец, выглядывая в коридор из своего кабинета. – Как дела?

Я торопливо иду мимо, избегая встречаться с ним взглядом. Узнав о сегодняшнем, он отречется от меня.

– На ужин лазанья, – весело кричит мне вслед отец.

– Сейчас запрыгаю от радости, – язвительно откликаюсь я.

Улыбка на его губах гаснет, и я тотчас же жалею о своих словах. Зачем я так сказал? Почему разум отказывается взаимодействовать со мной? Почему я просто не могу быть нормальным?

Я закрываюсь в своей комнате. Мобильный телефон вываливается из кармана, дразня меня, напоминая, что мне некому позвонить. Обеими руками и злым языком я оттолкнул от себя всех кого мог. Если я не могу поделиться своими переживаниями с Лукасом, значит, я снова один.

Но это же глупо. Разве я не должен хотеть рассказать ему? Разве мы не на одной стороне? Я считал, что друг обязан постоять, пусть и кулаками, за своего товарища. Но я знаю его всего неделю. А вправе ли я заходить так далеко ради человека, которого считаю своим другом столь ничтожно малый срок?

Во время обеда я сказал, что доверяю ему, и это правда, но мне невыносимо, что Лукас напрасно открыл мне свое сердце, со всей серьезностью и искренностью. Он – первый человек, кто взял на себя труд попытаться понять меня, спокойно отнесся к моим странностям. И вот как я ему отплатил: учинил драку и сбежал.

Можно ли это исправить? Я мог бы восстановить его доброе имя перед администрацией школы.

Нет, я не вправе подвести Джунипер, тем более что сам заручился молчанием остальных посвященных в ее тайну. И, видит бог, я не хочу, чтобы из-за моей болтливости уволили мистера Гарсию.

Сидя за столом, я чувствую свою никчемность, остро осознаю, сколь непрочна нить, связывающая меня с Лукасом. Человек не догадывается, насколько он одинок, пока сам не выйдет из собственной клетки или кто-то не найдет способ проникнуть к нему туда. И теперь, когда Лукас пробрался ко мне, я сижу за решеткой, с ужасом думая о том, что он вот-вот уйдет и я снова останусь один.

Кэт Скотт

Эмили заканчивает монолог, и я выхожу на сцену, выкидывая из головы все лишнее. Утром бежала, чтобы успеть на автобус? Проехали. Вчера вечером до крика ругалась с Оливией? Проехали. Лукас Маккаллум и доктор Норман? Тем более проехали.

Хотя я знаю, что это ложь.

Сосредоточься.

Мне следовало бы сдать Джунипер.

Сосредоточься!

– Ты устала ждать? – рявкаю я на Эмили. Та испуганно пятится. – Ты устала ждать. Ты, Наталья, бросившая меня в этом городишке? Посмотри на меня. Посмотри, в кого я превратилась.

– Я смотрю на тебя, – отвечает она.

– Внимательнее смотри.

– Я вижу любящую мать, заботливую сестру. Я вижу…

– Ты ничего не видишь, – возражаю я. – Я теперь ничто. Неиспользованный потенциал. Пустое место! – Я делаю шаг вперед. – Я думала, ты станешь моим учителем. Ты говорила, что у меня блестящий ум, необыкновенные способности. Я думала, ты увезешь меня, научишь всему, но ты сбежала при первой же возможности! – Мой голос повышается до крика.

– Стоп, – перебивает меня Гарсия.

Я медлю, хмуро глядя в зал. Он ведь сам предупреждал, что сегодняшний прогон мы должны отыграть без остановок, что бы нам ни помешало. Я опускаю голову. Может, мы с Эмили стоим не на свету? Нет, мы обе встали точно в лучах прожекторов.

Гарсия подходит к сцене. Его взгляд прикован ко мне. Вот это сюрприз. То есть заминка возникла по моей вине? Что я сделала не так?

– Твоя задача? – спрашивает он. – Какую цель ты преследуешь в этой сцене? Чего добиваешься от нее?

– Извинения, – отвечаю я. – Я… пыталась придумать что-то еще. Но это – все, что надумала.

Гарсия сдвигает брови. Глаза у него покрасневшие, словно он долго и яростно их тер. Он качает головой:

– Хорошо, если ты делаешь упор на этом, тебе придется найти другой рисунок роли. Ты просто… И у меня, и у зрителя, когда мы сейчас наблюдаем тебя в этой сцене, создается впечатление, что ты ее бранишь. Не твой персонаж. А именно ты, Кэт, распекаешь Эмили. Причем слишком сурово… – Гарсия щелкает пальцами. – Ты должна сдерживать гнев. А то получается монотонно – бу-бу-бу – одно и то же. Тоска зеленая.

Перейти на страницу:

Все книги серии 13 причин

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза