7000 дней в ГУЛАГе

Внутри бараки были такими же, как и в Норильске. Я попал в бригаду путейцев. Вскоре мы узнали, что из этого лагеря на работу выходят только триста-четыреста человек, а остальные тысяча двести заключенных сидят в бараках или работают в самой зоне. Бригадир предложил мне работать дневальным, я согласился. Работа облегчалась тем, что нас было двое.

Моим напарником был Левченко, бургомистр города Ровно во время немецкой оккупации. У Левченко одна нога была короче другой, поэтому он и получил должность дневального. Я старался поддерживать в бараке чистоту и много работал. Рано утром, как только барак открывали, я шел за водой к колодцу, находившемуся от нас в ста пятидесяти метрах. Воды было очень мало, одного колодца явно не хватало для полутора тысяч заключенных. Днем я в бараке убирал. Я завоевал симпатии бригадира и заключенных. Они ценили меня особенно за то, что я хорошо обеспечивал бригаду водой, к чему они не привыкли.

К нам часто из других бараков приходили утолить жажду. Скоро повсюду разнесся слух о том, какой я хороший дневальный. Бригадиры всегда ставили меня в пример. Но мои друзья ругали меня за мою чрезмерную старательность. Большое недовольство вызывало у них поведение «градоначальника», как они иронически называли моего напарника. Он ничего не делал. Удовлетворялся лишь тем, что отгонял от нашей бочки заключенных из других бригад.

– Уходите! Я не собираюсь таскать воду для всего лагеря.

Но все знали, что он не принес ни капли воды.

И «градоначальник» был мною очень доволен. Он постоянно приносил мне побольше баланды. Левченко, знавший, что я старый лагерник и бывший член партии, рассказывал мне, как он, в бытность свою ровенским бургомистром, заботился о евреях и коммунистах. Но другие утверждали обратное: что он отнимал квартиры у евреев и партийных деятелей, забирал себе лучшие вещи и всех коммунистов и евреев выдавал гестапо. От расстрела его спас один еврей, утверждавший на суде, что Левченко дал ему пропуск и спас от гестапо.

Спецлагеря создали для того, чтобы изолировать заключенных от внешнего мира. В старых лагерях заключенный имел большую свободу передвижения, а, поскольку он в процессе работы еще и часто находился вместе с вольнонаемными, то ни о какой изоляции и речи не было. Многие бесконвойники с пропусками способствовали тому, что заключенный получал доступ к вещам, которые были ему категорически запрещены. В спецлагерях переписка ограничивалась двумя письмами в год. А поскольку письма часто терялись, то и связи с родными не было почти никакой.

Руководство МВД не могло найти объекты, где бы заключенные не соприкасались со свободным населением, поэтому оно и пошло на проведение ряда особых мер. Одной из них явилась единая одежда, по которой заключенных спецлагерей можно было отличить от остальных заключенных, и, прежде всего, от местного населения. Заключенные получили одинаковые штаны, рубашки, телогрейки и куртки на вате. Одежда была темно-синего цвета, на каждой части которой масляной краской был выведен большой номер. На штанах номер был на коленях, на шапке – спереди, на рубашке, телогрейке и куртке – на спине. Непронумерованную одежду нельзя было носить даже внутри зоны. Часовые внимательно следили за тем, чтобы номер был четко виден. Заключенного, нарушившего это правило, возвращали назад, а того, кто своевременно не обновил номер, наказывали карцером.

У меня в спецлагере был номер Ч-462.

Надзор за заключенными в спецлагерях был особенно строгим. К существующему аппарату МВД добавился и вновь созданный аппарат МГБ. Теперь в каждом лагере было два уполномоченных офицера – один от МВД, другой от МГБ. И МВД, и МГБ вербовали себе агентов, которые доносили своим приказодателям все, о чем говорили заключенные. Заключенные боролись с осведомителями в своих рядах всеми возможными средствами, не останавливаясь и перед убийством. Часто бывало, что в осведомителя на рабочем месте попадал «случайно» сорвавшийся камень, или его «случайно» придавливало бревно.

Американские шпионы

Сразу же, с первого же дня, мы, старые лагерники и, в большинстве своем, все старые члены партии, почувствовали, в какое исключительно тяжелое положение мы попали. Совместная жизнь с бывшими полицаями, эсэсовцами и членами нацистской зондеркоманды была невыносимой. Некоторые писали в МВД и МГБ и протестовали против того, что их содержат в одном лагере с этими массовыми убийцами. Ответ гласил, что их направили именно в этот лагерь совершенно правильно. Среди заключенных спецлагерей были люди, не имевшие никакого отношения к преступлениям гитлеровцев. В 07-м лагере я встретил группу молодых немцев, работавших на американскую разведслужбу, которых русские арестовали в восточном секторе Берлина и приговорили к двадцати пяти годам лагерей. Среди тысяч этих молодых людей, поступивших на службу к американцам, было, конечно, много авантюристов, готовых служить любому. Но большинство работало там не ради корыстолюбия.