После отзыва Завенягина из Норильска на должность управляющего норильскими предприятиями назначили генерала Панюкова. Он жил вместе с сыном и снохой на роскошной вилле. Когда сына призвали в армию, генерал остался на вилле со снохой. И пока сын был на фронте, он коротал время с его женой, которая вскоре после этого и родила ребенка. Панюков этому ребенку приходился одновременно и отцом и дедом, а сноха была ему еще и женой. Узнав об этом, сын вернулся в Норильск и устроил скандал. Но отец откупился большой суммой денег, и сын на пароходе отправился назад. Казалось, что все устроилось, и генерал и дальше продолжал жить со снохой.
Молодых людей Норильска взволновал тот факт, что отец-генерал в то время, когда сын воевал на фронте, соблазнял его жену. Об этом и зашел однажды разговор на комсомольском собрании. Куликов был одним из тех, кто больше всего возмущался по этому поводу, не задумываясь над тем, что его за это могут обвинить в антисоветской деятельности. Однако обвинить его в одной лишь критике и возмущении по поводу поступка Панюкова было нельзя. Поэтому НКВД за те два месяца, что Куликов сидел в тюрьме, собрал еще кое-какие фактики и из всего этого вывел состав преступления: «Куликов обвиняется в распространении ложных слухов о высших офицерах Советской армии».
Суд признал смягчающим обстоятельством тот факт, что Куликов на фронте стал инвалидом: его приговорили «лишь» к пяти годам лагерей.
Мой новый следователь спешил закончить мое дело в течение пятнадцати дней. Да и у меня самого было такое желание.
Гизаев составил еще два коротких протокола, в которых не было ничего существенного, и я их подписал. Во время допроса я почувствовал удовлетворение Гизаева тем, что он наконец может закрыть дело, которое ведется уже почти два года. Он строго придерживался буквы закона и по окончании следствия он пригласил меня в свою канцелярию. Я сел за маленький стол, стоявший напротив стола Гизаева так, что он мог за мной хорошо наблюдать. Затем он протянул мне толстую пачку документов и попросил меня все это прочитать. Каждая страница была пронумерована. На титульном листе было точное указание о количестве страниц. Четыре страницы, вынутые следователем из акта, имели особую отметку.
Я стал внимательно читать. Прежде всего меня интересовали показания свидетелей. Кроме Рожанковского и Ларионова были допрошены и другие мои знакомые и друзья. Я сгорал от любопытства, желая поскорее узнать, что показали мои ближайшие друзья. В качестве первого свидетеля был допрошен Василий Чупраков. Впоследствии он мне рассказал, что его допрашивали несколько раз. Когда же он отказался дать показания против меня, следователь стал угрожать, что его тоже арестуют. Но Василий на угрозы не поддался.
Вторым свидетелем был Батлан, сообщивший о несущественных мелочах, которые против меня не могли быть употреблены.
Третьим был Ефим Морозов, заявивший, что ему известно, будто я критиковал отдельные акты советской власти, но никаких конкретных фактов он не привел.
Показания уголовника Бровкина я читать не стал.
Среди бумаг я нашел и протоколы допросов арестованных вместе со мной моих друзей – Йозефа и Георга, а также показания свидетелей против них. Заявления моих друзей, как и показания свидетелей, по содержанию не отличались от моих. Только к делу Йозефа было добавлено несколько актов, подписанных работниками НКВД и врачами, в которых констатировалось, что Йозеф объявил голодовку и что спустя пять дней его стали искусственно кормить.
Здесь были свидетельства и против болгарского коммуниста Благоя Попова, а также против венгерского коммуниста Якерта. Некоторые свидетели заявили, что оба они также были членами нашей контрреволюционной организации. Но, поскольку ставших инвалидами Попова и Якерта еще до войны увезли из Норильска, предъявить им такое обвинение не могли.
В самом конце к делу было пришито заключение Норильского управления НКВД, гласившее:
«В результате подробного изучения следственным отделом Норильского УНКВД материалов по обвинению Карла Штайнера, Йозефа Бергера и Георга Билецкого, отбывающих в норильском лагере наказание за контрреволюционную деятельность, упомянутый отдел пришел к выводу, что эти трое – Карл Штайнер, Йозеф Бергер и Георг Билецки – являются неисправимыми контрреволюционными элементами. Исходя из этого, Управление НКВД г. Норильска считает целесообразным вынести всем троим смертный приговор.
Начальник Управления НКВД г. Норильска
майор Поликарпов».
Затем следовало заключение прокуратуры г. Норильска:
«Рассмотрев материалы следственного отдела Управления НКВД г. Норильска, прокуратура города Норильска полностью поддерживает мнение Управления НКВД г. Норильска применить в отношении троих обвиняемых, Карла Штайнера, Йозефа Бергера и Георга Билецкого, как неисправимых контрреволюционных элементов, смертную казнь.
Прокурор г. Норильска
Михайлов».
И, наконец, заключение Красноярского ОСО: