7000 дней в ГУЛАГе

В тюрьме я оставался еще неделю. Утром, в один из июльских понедельников 1943 года в камеру вошел надзиратель и приказал мне, не называя моего имени, взять вещи и следовать за ним. «Вещи» мои состояли из полотенца, зубной щетки и мешочка для хлеба. Товарищам я сказал лишь: «До свидания!» Надзиратель отвел меня в тюремную канцелярию. Начальник тюрьмы Шахурдин встретил меня следующими словами:

– Тебе все-таки удалось улизнуть. А мне так хотелось поставить тебя к стенке.

– Вас радует то, что вы убиваете людей?

– Таких фашистов, как ты? Да я бы с удовольствием и сейчас вогнал бы тебе пулю в затылок.

– Как бывший коммунист, я не могу поверить в то, что член партии может быть таким кровожадным, – спокойно ответил я.

– Я сделал бы это с особенным удовольствием, – повторил начальник, бросив на меня палаческий взгляд.

Между тем, привели еще нескольких заключенных. И всех вместе нас вывели в тюремный двор, где построили в колонну по пять и сделали перекличку. Наконец мы тронулись. У ворот нас встретил конвой. Солдаты взяли оружие на изготовку, и колонна двинулась в направлении II лаготделения. Путь к нему от тюрьмы мы преодолели за пять минут. У ворот лаготделения мы подождали нарядчика, который и принял нас по списку.

Нас привели в канцелярию II лаготделения, где выдали жетоны на обед. До пяти часов нам предоставили свободное время.

Я очень хорошо знал II лаготделение, так как провел в нем почти два года. Я решил отправиться в бараки на розыски старых друзей и знакомых в надежде встретить кого-нибудь из русских товарищей, поскольку большинство моих друзей-иностранцев находилось в IX лаготделении. В это время лагерь был почти пуст, так как все, кроме больных и работающих в ночную смену, еще ранним утром ушли на работу.

Войдя в один из бараков, я остановился у двери из-за сплошной темноты. Лед на окнах еще не растаял, и единственная лампочка в конце барака, конечно же, не могла его осветить. Через несколько шагов я натолкнулся на железную печь, и шум от столкновения разбудил дремавшего у печки дневального. Прежде, чем я успел его спросить, здесь ли живет Батлан, он закричал, что мне здесь нужно.

– Я ищу Батлана, – взволнованно произнес я.

– Там, наверху, второй слева.

Привыкнув к темноте, я отыскал Батлана. Он спал. Я несколько минут постоял возле него, раздумывая, будить его или нет. Мне было жаль его будить, но я боялся, что больше никогда его не увижу. Я тихо окликнул его, но он не проснулся. В ответ лишь раздался его храп. Я медленно повернулся и направился к дневальному, чтобы спросить, когда обычно просыпается Батлан. Он в довольно грубой форме ответил, что Батлан обычно встает в полдень перед обедом. Я решил вернуться.

Надеясь найти еще кого-нибудь из своих знакомых, я обошел несколько бараков, но безрезультатно.

У меня был жетон на обед, но не было никакой посуды. Подойдя на кухне к окошку раздачи, я попросил дежурного одолжить мне миску, но тот только обругал меня. Тогда я направился в ближайший барак и попросил дневального дать мне какую-нибудь миску.

– Вы мне кажетесь знакомым. Откуда я вас знаю? – спросил он.

– Я уже был в этом лагере. Вероятно, тогда мы и виделись, – ответил я.

– Как вас зовут?

Я назвал себя.

– Вы – Штайнер?

– Да.

– Но это невозможно! Вас же бросили в тюрьму в начале войны?

– Да, я до сих пор сидел в тюрьме.

– Что можно сделать с человеком! Если бы вы не назвали себя, я бы вас не узнал.

Он с любопытством разглядывал меня. Мы вспомнили, что несколько лет назад мы оба довольно долго жили с ним в одном бараке. Этот человек, ленинградский железнодорожник, член партии с 1912 года, активный участник революции, был начальником железнодорожной станции Ленинград. В 1937 году его арестовали за «подготовку покушения на Сталина». Во время допросов его избили до такой степени, что он превратился в калеку. Когда он появился в лагере, его признали негодным ни к какой работе. И назначили его дневальным в бараке.

Старик взял мой жетон и сам пошел с ним на кухню. Вернулся с баландой и кашей. Он отломил мне кусочек от своего ломтика хлеба, и я начал быстро есть, чтобы успеть к Батлану.

Батлан, между тем, проснулся. Когда я вошел, он уже умывался, плескаясь у жестяного умывальника. Мой вид взволновал и Батлана. Только теперь мне стало ясно, какой дорогой ценой я заплатил за два года тюрьмы.

Батлан тоже пошел на кухню за едой, и я впервые за столько лет почувствовал себя сытым. Наговорившись со мной, Батлан повел меня в другой барак, где я встретил еще одного знакомого. Это был Плотников, секретарь Днепропетровского горкома партии.

После расстрела Хатаевича, секретаря Днепропетровского обкома, обвиненного в руководстве троцкистской организацией, арестовали и Плотникова. Как «член организации», он получил пятнадцать лет лагерей. Одно время он был бригадиром бригады, в которой работал и я.

Меня снова накормили. Плотников недавно получил посылку от старушки матери, проживавшей в Алма-Ате. В посылке были копченое сало и американские мясные консервы. Плотников дал мне в дорогу два кусочка хлеба и кусочек сала.