7000 километров южнее Москвы

Примерно через километр пути, когда закончился этот поселок, Борис свернул вправо, в сторону какого-то другого микрорайона, заметного в ночи по россыпи огоньков светящихся окон и отдельным ярким огням уличных фонарей. Здесь он чувствовал себя уже поспокойнее и поэтому включил подфарники. Их свет хотя и смотрелся несколько тускловатым, вести автобус они позволяли куда увереннее. Минут через пятнадцать пути «в никуда» Гаврилин вдруг увидел впереди в свете фонарей знакомый рекламный щит и понял, что это то самое место, где он садился в такси, чтобы доехать до квартала Саити. Утерев пот со лба, Борис облегченно вздохнул – теперь он уже точно знал, куда ему ехать. Единственное, что его напрягало, – вероятность встречи с военным патрулем. Но, как видно, за них кто-то хорошо молился – на всем протяжении пути ни дорожной полиции, ни солдат им не встретилось. Когда они остановились у дома, соседнего со сто первым, Гаврилин заглушил двигатель и известил своих пассажиров, что они уже на месте. Поручив Райнуллину и Долгунову снять номерные знаки автобуса, всем прочим он наказал не покидать салон до своего возвращения, а сам быстро добежал до подъезда, где проживала Кристин, и столь же спешно стал подниматься на пятый этаж.

Кристин, обрадованная появлением Бориса, быстренько собралась, и они пошли к автобусу. По пути девушка рассказала, что ее родственник приехать пообещал, но запросил не менее двадцати тысяч пали. Заглянув в салон, Гаврилин сообщил, что сейчас они разместятся в достаточно цивильном помещении, но тут же попросил всех без исключения вести себя там предельно аккуратно. Пройти туда следовало как можно тише, не привлекая к себе никакого внимания. Следом за Кристин прибывшие по одному – по двое (шведку и американца сопровождали Долгунов и Райнуллин) потянулись к подъезду. Раненного в спину пришлось нести на руках.

Апартаменты и впрямь, несмотря на не самую богатую обстановку в сравнении с салоном автобуса, тем более с ямами в бандитском лагере, показались сущим раем. Кто-то кинулся пить воду, кто-то поспешил на кухню к плите, а Борис первым делом отправился в душ. После изнурительного, полного смертельных опасностей дня, который в определенном смысле мог бы показаться сущим адом, смыть с себя пыль, пот и усталость было неописуемым наслаждением.

Сразу после этого, подсчитав свои финансы и обнаружив, что на медика денег не хватает, он собрал у своих парней всю наличность, что составило сотни полторы долларов. Отсчитав сумму гонорара врачу, Гаврилин попросил Кристин, которая взялась помочь бывшим пленникам расположиться на ночлег, немедленно созвониться со своим родственником, а оставшиеся деньги положил в карман и поспешил в ближайшую круглосуточную продуктовую лавку. Вскоре на кухне зашипело, запыхтело и забулькало…

Постепенно первоначальная походная кутерьма улеглась и все вошло в русло какой-то обыденной житейской рутины. Кто-то сидел, чинил свою одежду, кто-то ждал очереди в душ… Полчаса спустя прибыл врач – представительный, рослый негр в отличном белом костюме. Надев халат, он начал обработку ран. Дольше всего ему пришлось возиться с ранением спины. Пулю он извлек, но предупредил, что от ее удара позвонок дал трещину, сместился и потерпевшему нужна серьезная операция. Сделав назначения, оставив кое-какие лекарства и получив свой гонорар, он отбыл.

Засобиралась уходить и Кристин.

– Тебя, наверное, надо проводить? Уже поздно, вдруг кто встретится на улице, – предложил Борис.

– Да! Конечно! – обрадовалась девушка и добавила: – И еще… У меня дома в одном месте искрит проводка. Надо бы поглядеть, чтобы ночью пожар не случился. А то где сейчас найдешь электрика?..

– Посмотрим! – Выходя следом за Кристин, Гаврилин бросил через плечо, что скоро будет.

– Да нет, скоро он вряд ли будет… – ухмыльнулся Кипреев, уплетая жареную колбасу. – Но я за Деда очень рад. Хоть что-то ему будет вспомнить, кроме стрельбы и погонь.

– Думаешь? – с сомнением прищурился Мурашук.

Василий с видом знатока указал взглядом на дверь:

– Ты ее глаза-то видел? Она их с Деда не сводила… Так и маслились, как у кошки, которая дорвалась до сметаны.