77 Жемчужин, сияющих на чётках Времени

Сырость как будто поселилась в этом небольшом помещении, проникнув с улиц города; она пыталась проникнуть даже в души тех, кто находился на рабочих местах. Возможно, ей удавалось это, так как люди сидели с серыми, понурыми лицами. Ускользающий туман будто оставил свой след на их внутреннем состоянии. Перекинувшись обычными приветствиями, все смолкли, никому не хотелось разговаривать в это сумрачное туманное утро. И это обрадовало молодую женщину, избегавшую их нежданных вопросов: «Пусть думают, что хотят!» Они, естественно, так и думали, строя свои версии и догадки о внезапно появившемся ребёнке. Мрачные мысли легко проскальзывали в голову, сгущая краски и как бы привнося с собой непроглядный туман, в котором трудно было ориентироваться. Всё было как-то смутно, зыбко и неопредёленно. Начались повседневные звонки, возвещавшие об исподволь закипавшей суете. Женщина давно уже перестала вздрагивать на каждый раздавшийся звонок, ожидая, что её позовут. Тот, внешний мир забыл о ней, просто вычеркнув из своей жизни. Она была как одинокий блуждающий метеорит, странствующий в великой пустоте, до которого никому не было дела. Она постаралась отогнать прочь донимавшие её назойливые мысли и обвела взглядом всех присутствовавших сослуживцев. Для них она явно была падшей женщиной… Мать-одиночка! Что-то унизительное сквозило во всём этом: как будто шёл по улице человек в светлых чистых одеждах, и вдруг его обдали комьями грязи, тут же начиная обвинять в нечистоплотности. И было бесполезно доказывать, что комья грязи принадлежат бросавшим их, а он не имеет к ним никакого отношения, и что одежды его были чисты… Человеку не поверят, ибо пятна грязи налицо, и неважно, что запятнал его сам обвинитель. Женщина внутренне чувствовала эти летящие в её сторону комья. Ей захотелось немедленно отмыть себя от грязи и облачиться в белое подвенечное платье, о котором она всегда мечтала, и которое ей не суждено было надеть… Даже в мечтах она уже не позволяла себе прикасаться к нему. Это белоснежное платье было для неё олицетворением Чистоты, а на него она, видимо, уже не имела права. Она была «падшей»… Против обыкновения она взглянула в окно и надолго задержала свой взгляд, оторвавшись от работы. Солнце всё более успешно продиралось сквозь редеющий туман и первые его лучи уже победоносно входили в это мрачное помещение, пытаясь заронить хоть искорку света в души сидящих здесь людей.