8 - 9 - 8

— Я не напрягся, с чего вы взяли?

— Все, сказанное мной, — метафора, не больше.

— Метафора. Я понял.

— Было приятно поговорить.

— Мне тоже.

— Я рада, что мы наконец-то познакомились.

— Я тоже.

— Заглядывайте к нам, Габриель.

— Непременно.

…Последующие несколько недель проходят под знаком Снежной Мики. Это вовсе не означает, что Мика и Габриель часто видятся, совсем наоборот. После того, первого раза, они встретились лишь однажды, и то случайно. Вот как было дело: ранним утром Габриель шел в «Фидель и Че», но не обычной, знакомой до последнего камня, до последней вывески дорогой. Маршрут претерпел некоторые изменения, — из-за компьютерного магазина, в котором ему сообщили накануне: «веб-камер временно нет в продаже, попробуйте поискать в других местах». «Другое место» якобы находилось в семи кварталах от «Фиделя и Че» — невообразимый с точки зрения Габриеля крюк. Но он все же решился на дальнюю экспедицию, еще не зная, что попасть туда в то утро ему будет не суждено. Метров за сто до искомого места он увидел небольшую толпу людей, двигавшихся по улице. Это не было похоже на демонстрацию или манифестацию — никаких лозунгов. Это не было похоже на празднество — никаких грандиозных фигур из папье-маше, никаких барабанов, дудок и трещоток. И лица идущих — слишком уж они рассеянные, слишком отрешенные, с застывшими на них неопределенными улыбками. Габриель совершенно не собирался вливаться в этот импровизированный крестный ход, но люди… Их сомнамбулические (по-другому не назовешь) движения интригуют, их синхронное шарканье каблуками по мостовой вызывает любопытство. К тому же неясно, что может связывать этих людей: среди толпы хорошо различимы крестьяне и крестьянки с грубыми обветренными лицами и большими руками. Несколько женщин с сумками, по виду — почтенные матери семейств; из сумок торчат пучки зелени. Несколько туристов — их выдают висящие на ремнях фото- и видеокамеры. Стайка вездесущих мальчишек, на удивление спокойных и не нарушающих общей — довольно плавной — поступи толпы. Пара-тройка несанкционированных рыночных попрошаек (раньше их роль исполняли выходцы из Северной Африки, теперь на смену им пришли румыны). Есть даже мясник в пластиковом фартуке, с забытым ножом в руке — ни на сеньора Молину, ни на Птицелова он не похож.

Есть полицейский — вместо того чтобы пресечь шествие или, на крайний случай, отобрать нож у мясника, он движется вместе со всеми. С тем же блаженным выражением лица.

Естественно, что Габриелю до смерти захотелось посмотреть, кто же возглавляет процессию. Он ускорил ход, а потом и вовсе побежал — не упустить бы главное!.. Все происходящее объяснили бы святые мощи. Бродячий цирк, каким-то чудом заброшенный в двадцать первое столетие, или отдельные его элементы — фокусники, клоуны, шпагоглотатели и те, кто глотает огонь. Для роли возмутителя спокойствия подошли бы папа римский, английская королева, Шэрон Стоун — но тогда народу было бы неизмеримо больше, а полицейских — еще больше, и квартал был бы оцеплен сотнями агентов в штатском.

Это — не Шэрон Стоун, потому что представить Шэрон Стоун ведущей велосипед (если это не роль в фильме, за которую она получит 15 миллионов долларов) — невозможно.

А именно велосипед увидел Габриель во главе толпы.

Велосипед был самый обыкновенный, на таких ездили и двадцать, и пятьдесят лет назад. К багажнику приделана большая корзина, наполненная зеленью. Но это не те жалкие пучки, что свисали из хозяйственных сумок, —

зелень ослепительно свежа. Небрежно сброшенная в корзину, она напоминает величественную гору, и в ту же секунду Габриель представляет себя покорителем вершин, совершившим трудный и принципиально важный для себя переход.

Теперь самое время отдохнуть.

Насладиться кристально чистым воздухом, синевой бездонного неба, буйством запахов и красок. Запахи — вот что сбивает с ног. Габриель чувствует себя затерянным в альпийских лугах — вместе с птицами, рептилиями, мелкими грызунами и множеством насекомых — летающих и ползающих. Мирное существование видов и подвидов освящено тонкими, едва уловимыми ароматами, они проникают в мозг и заставляют сердце биться быстрее. Они странно волнуют. Их хочется пить. В них хочется купаться. С разбегу броситься в них и затихнуть. Ничто не скроется от глаз Габриеля: стрекочущие в траве кузнечики, ящерицы, что греются на солнце, полет одинокой бабочки. И над всем этим высится изумрудный пик — до него рукой подать, но он недостижим так же, как рай на земле. Единственное, что остается Габриелю, — вдыхать и вдыхать запахи эдемской кухни.

Над кухней властвует Снежная Мика.

Она же ведет велосипед с изумрудным пиком, альпийскими лугами, ящерицами и кузнечиками. Она же ведет сердце Габриеля.

— Привет, — говорит Габриель изменившимся и каким-то чужим голосом.

— Привет, — отвечает Мика.

— Я Габриель, из магазинчика напротив, вы меня узнали?

— Конечно. Я рада вас видеть.

— Что здесь происходит?

— Ничего особенного. Я возвращаюсь с рынка. Купила зелень. Вот и все.

— Наверное, это какая-то особенная зелень?