8 - 9 - 8

Ну, ты готова?

Сонное молчание Васко можно рассматривать как согласие — и именно так его и трактует Габриель.

Отныне его жизнь становится довольно осмысленной, подчиненной жесткому распорядку: утра он проводит в обществе Васко, а вечера и ночи — в обществе дневника Птицелова. Табличка CERRADO на дверях «Фиделя и Че» не меняется на ABIERTO неделями, но это не означает, что Габриеля внутри нет.

Он там.

Сидит себе в маленьком закутке перед компьютером и, слово за словом, перепечатывает дневник. Чтобы включить затем принтер и, спустя небольшое количество времени, получить несколько свежих страниц для утреннего чтения Васко.

Странно, но того детского, а затем подросткового, а затем юношеского ужаса перед словами в дневнике Габриель больше не испытывает. Вернее, испытывает, но ужас этот одномоментен, краткосрочен — примерно столько же времени понадобилось атомной бомбе, чтобы стереть с лица земли Хиросиму. Разрушения же, которые происходят в душе Габриеля, минимальны — и здесь все опять упирается в краткосрочность и одномоментность: Габриель так насобачился в скорописании на клавиатуре (задействованы все десять пальцев), что похожие на живые существа слова из дневника моментально становятся равнодушным набором букв на мерцающем экране: и захочешь испугаться, да не успеешь. Иногда Габриель развлекает себя тем, что изучает статистику:

Страниц — 181

Слов — 111 253

Знаков (без пробелов) — 616 606

Знаков (с пробелами) — 730 531

Абзацев — 4949

Строк — 10 835

Где-то здесь, среди 181, среди 616 606, среди 10 835, спрятаны страдания семи невинных жертв Птицелова, их предсмертные мольбы, вопли и хрипы; из всего множества цифр, приведенных в статистике, лишь количество абзацев (4949) кратно семерке, но еще через пару страниц, а то и пару строк, положение кардинальным образом изменится.

И только количество жертв останется прежним.

При молчаливом попустительстве Васко он дошел уже до шестой, которая, как известно, была иностранкой. Так же, как и Васко, но и этот факт не производит на девушку никакого впечатления. Зато Габриель может передохнуть — зачитывая Васко строки, касающиеся иностранки, он точно знает, что увидит перед собой манекен с остановившимися глазами, никого другого.

Совсем другие эмоции ему пришлось испытать, когда речь шла о слепой девушке, о брюнетке с ярко-голубыми глазами и еще об одной — той, что была вылитой Роми Шнайдер. Стоило Габриелю поднять глаза на Васко, сидящую в кресле, как он видел перед собой и слепую, и брюнетку, и Роми. Поза Роми не слишком-то отличалась от позы Васко, но при этом она была в приталенном, отлично сшитом костюме вместо обычных для Микиной безмолвной сестры джинсов и футболки. И красивое лицо ее казалось исполненным скорби, непонимания и покорности судьбе. На лице слепой не отражалось ничего, кроме нетерпеливого ожидания Рождества, вместо которого наступил Судный день.

Не слишком жизнеутверждающее зрелище, особенно если известен финал.

Впервые заметив слепую вместо уже привычной Васко, Габриель струсил, пальцы его задрожали, а листки с текстом едва не вывалились из рук. На то, чтобы прийти в себя, ушло добрых пять минут. И все это время Габриель твердил себе: видение, самое обыкновенное видение, ты же знаешь, как оно возникает, недоумок! вспомни, что было, когда Снежная Мика посетила тебя первый раз. Ты едва не обделался, но страх оказался напрасным. И здесь он напрасен.

Напрасен, напрасен.

Конечно, напрасен.

Тем более что Габриель научился справляться с ним, как научился правильно интонировать и расставлять акценты в тексте. А может, такая склонность к чтецкому ремеслу передалась ему по наследству? Ведь его отец был чтецом, он проводил долгие часы за изложением самых разнообразных текстов торседорес, вот интересно, поднимал ли он голову во время чтения?

Свои тексты Габриель старается читать вполголоса, а иногда, когда в patio заглядывает Алехандро или появляются Рекуэрда с Ваном, и вовсе переходит на шепот. Или попросту прекращает сеанс погружения в практически нейтрализованные бездны Птицелова.

— Знакомишь куклу со своим творчеством? — насмехается Рекуэрда. — Хочешь добиться от нее рецензии? Ты, парень, совсем того… Она ведь даже языка не знает. Почитал бы нам. Уж мы-то оценим твой опус по достоинству.

— Как-нибудь потом, — вяло отбивается Габриель.

— Ну, смотри… А у меня для тебя новости.

У Габриеля тоже есть новости для толстяка. Вернее — одна новость. Вернее — эта одна новость перестала быть новостью несколько недель назад и заключается в том, что Снежная Мика не хотела бы иметь близких отношений с Рекуэрдой. Но Габриель ни за что ее не озвучит. Толстяк — дело другое.

— У меня для тебя новости, — еще раз торжественно провозглашает он. — Насчет твой бывшей девушки… Как, ты говоришь, ее звали?

— Кого? Девушку?