- Раллик вряд ли любит сюрпризы, Торвальд Ном, и ты должен это знать. Как раз ночью он…
- Просто не рассказывай, ладно?
- О, разве заговоры не прелестны? Крюпп никогда не скажет никому ничего ни о чем. Самое торжественно обещанное из всех торжественных обещаний! Теперь, старый друг, будь так добр, пристань к Мизе - вон она - перед плотным обедом следует промочить горло вином, не так ли? Уста Крюппа истекают слюной, а нос посвистывает - это ведь предвкушение, да?
***
- Если это то, чего я хочу, то я этого не хочу.
- О, в этом есть смысл, Дергун. И если тебе случилось быть кургузым кривоногим красномордым крабом - отставником, то не лучше ли стать кургузым кривоногим красномордым …
- Ты идиот, Синий Жемчуг! Вот это не меняется, чего б ты не хотел. Я ведь по-простому говорю? Даже ты можешь смысел ухватить. Солдат идет в отставку, так? Ищет жизни мирной и простой, но разве?
- Или то, или это.
- Что?
- Или простая, или мирная!
- А я разве о другом талдычу?
- Ты как раз об том. Тебе ж не можется, готов пойти в малазанское посольство, сдаться на милость, и если тебя не повесят, то позволят записаться снова.
- Суть в том, что мне нравилась бы отставка, будь я в отставке по-настоящему!
- Пойду-ка в погреб, проверю запасы.
Дергунчик поглядел, как маг уходит, и потряс головой: - Этому человеку помощь требуется.
- Так иди помоги, - бросила Дымка от соседнего столика.
Дергунчик подскочил на стуле, сверкнул на нее глазами: - Прекрати! По любому, я не такую помощь имел. О боги, голова трещит.
- Иногда, - сказала Дымка, - я стараюсь затаиться, чтобы парад военного оркестра прошел мимо головы.
- Хм, - поводил бровями Дергунчик. - Не знал, что ты играешь на струменте, Дым. А на каком?
- На волынках, барабанах, флейте, трещотке, горне и арфе.
- Неужто на всех?
- Ясное дело. Знаешь, если я пойду наверх и обнаружу, как Сциллара выползает из комнаты Хватки, мне плохо будет.
- Так сиди здесь.
- Ну, это всего лишь воображаемая сцена.
- Уверена?
Она выдержала всего четыре или пять ударов сердца, а потом с проклятием встала.
Дергунчик поглядел, как она уходит, и улыбнулся. - Гораздо лучше, - сказал он непонятно кому, - вовсе воображения не иметь. Как вот я. - Он помолчал, поморщился. - Заметь, будь у меня оно самое, я тут сидел бы и воображал, как ассасины снова пытаются. Яд. Магия. Ножи. Арбалетный болт ночью в окно, прям через ставень, чудный выстрел. Шлеп об пол, и нет Дергунчика, героя Моттского Леса. Копье прям через пол, чтоб его прикончить, ведь они туннель копали аж неделями и ждали, знали, что он упадет прямиком на это место. Да.
Он сидел, выкатив глаза и дергая усы.
В темном углу спиной к стене сидел Дюкер и следил за солдатом, хмуро забавляясь. Необыкновенно. Некоторые выживают, некоторые нет. Когда падает маска, все солдатские лица одинаковы: озадаченный взгляд, слегка туповатое удивление - я еще жив, а ведь ясно, что никакой разумной причины для этого нет, всего лишь толчок удачи, пустота шанса и случайное сочетание обстоятельств. Несправедливость мира рождает горькие лужицы в уголках глаз.
В задней комнате раздался грохот; через миг распахнулась узкая дверь и вышел бард - седые волосы всклокочены со сна, глаза такие красные, что видно даже отсюда. Бард поглядел на Дергунчика. - В матрасе вши, - сказал он.
- Сомневаюсь, что они недовольны компанией, - ответил бывший сержант, с трудом вставая и направляясь к лестнице.
Бард поглядел ему вслед и направился к бару, где налил себе кружку пряного, темного ривийского эля. Подошел к сидящему Дюкеру.
- Историки и барды похожи, - сказал он, усаживаясь.
Дюкер кивнул, хорошо поняв его.
- Но то, что вы видите, и то, что я вижу, может оказаться совсем разным. Опять-таки, возможно, различия вполне поверхностны. Чем старше становлюсь, тем сильнее это подозреваю. Вы описываете события, видите великие сдвиги вещей. Я смотрю в лица, а они мелькают так быстро, что становятся мутным пятном. Если я не позабочусь увидеть верно, запомнить всех.
- Откуда вы? - спросил Дюкер.
Бард отхлебнул и бережно опустил кружку. - Изначально - с Корела. Но это было давно.
- До малазанского завоевания?
Мужчина странно улыбнулся, не отрывая глаз от кружки (руки его лежали на коленях): - Если вы имели в виду Седогривого, то да.
- А какие из противоречивых легенд правдивы? Насчет него.
Бард пожал плечами: - Никогда не спрашивайте барда. Я пою их все. Ложь, истину - слова не различаются ни по звуку, ни по расположению в строчках. Мы делаем с ними что захочется.
- Я слушал вас несколько ночей назад.
- Ах, хотя бы один внимательный слушатель. Благодарю.
- Вы поете строфы “Аномандариса”, которых я прежде не знал. Неоконченное?
Бард кивнул и протянул руку к кружке: - “Коралл, в котором встали Тисте Анди, черен…” - Он сделал еще глоток.
- Вы пришли оттуда?
- Знаете ли, что ни один бог, ни одна богиня пантеона не объявляют себя покровителями бардов? Как будто нас забыли, предоставив самим себе. По некоей причине это беспокоило меня… но сейчас я увидел в этом высокую честь. Мы уникальны в нашей свободе, в ответственности. А есть ли покровитель у историков?