- Откуда мне знать? - выпалила она и тут же пожалела, увидев, как потемнел взор старой подруги. - Риск, - продолжала она спокойнее, - грознее всего, пережитого нами ранее… кроме, разве что, событий в Харкенасе.
Историк была потрясена. “Что же, хорошо, что пока угрозу несут лишь слова…” Однако она быстро оправилась. - Я должна узнать свою роль, Верховная Жрица. Скажите, что я должна передать. О нынешних событиях.
- Грядущим поколениям?
- Не в этом ли мои обязанности?
- А если не будет грядущих поколений? Некому будет обдумывать уроки. Только пепел настоящего и забвение грядущего. Ты будешь писать и в последний миг существования?
Вот теперь ее затрясло по-настоящему. - Что же еще мне делать?
- Не знаю. Найди мужчину. Закрути потрясающую любовь.
- Я должна знать, что нам грозит. Знать, почему Лорд отослал лучшего воина и сам бросил нас.
- Война на бесчисленных фронтах. Я уже сказала. Могу передать план - насколько я его понимаю - но не ожидаемые результаты. Они неизвестны. Но каждый должен преуспеть.
- Нет места для неудач?
- Совсем нет.
- А если кто-то проиграет?
- Проиграют все.
- Если так… пепел, забвение - наша участь.
Верховная Жрица отвела взгляд. - Боюсь, не только наша.
Историк тяжело вздохнула.
Повсюду дрожала вода в чашах. Время, выделенное для роскоши обдумывания возможностей, быстро утекало. Возможно, утекало время самой жизни.
***
- Расскажи мне об искуплении.
- Я мало что могу сказать, Сегда Травос.
Сирдомин фыркнул. - Бог по прозвищу Искупитель ничего не может сказать об искуплении. - Он указал рукой на фигуру, неподвижно стоящую на коленях в низине. - Она собирает силы - я чувствую. Вонь словно от десяти тысяч гнилых душ. Какому же богу она служит? Это Падший? Увечный Бог?
- Нет. Хотя их воззрения пересекаются. Для сторонников Увечного порок равен добродетели. Спасение приходит вместе со смертью и покупается нравственными страданиями. Не существует духовного совершенства, которого следует достигать. Не существует истинного блага, вера не получает награды при жизни.
- А этот?
- Он такой же мутный, как его келик. Благо в сдаче себя, в отказе от мышления. Самость исчезает в танце. Все, разделившие нектар боли, делятся мечтами и снами, но это всего лишь сны забвения. В некотором смысле его вера - антитеза жизни. Но не подобие смерти. Если рассматривать жизнь как борьбу, обреченную на неудачу, то неудача становится сущностью поклонения. Он же Умирающий Бог.
- Они славят акт умирания?
- В некотором смысле. Конечно, если ты готов считать это прославлением. По мне, больше похоже на добровольное рабство. На поклон самоуничтожению, в котором лишаются возможности выбора.
- И как такое может привлекать душу человека, Искупитель?
- Не знаю. Но, может быть, скоро мы оба узнаем.
- Ты не веришь, что я смогу тебя защитить. Хотя бы в этом мы согласны. Итак, когда я паду - когда я паду - Умирающий Бог захватит меня, как и тебя. - Он покачал головой. - Я не слишком тревожусь о себе. Нет, я скорее страшусь подумать, что вечное умирание сделает с искуплением. Кажется, это на редкость зловещий союз.
Искупитель просто кивнул; Сирдомину подумалось, что бог только об этом и размышляет. Будущее кажется предопределенным, гибель неизбежна, а то, что будет потом, явно не станет благом.
Он потер лицо и смутно рассердился на собственную слабость. Он здесь, отделенный от тела, от настоящей плоти и костей, но даже дух чувствует изнеможение. И все же… “И все же я встану. Буду сражаться. Сделаю все, на что способен. Буду защищать бога, которому решил не поклоняться, от женщины, которая некогда мечтала слиться с ним. Она и сейчас об этом мечтает - вот только цель другая, страшная”. Он прищурился, отыскивая ее, силуэт, почти неразличимый под пологом низких свинцовых облаков.
Через мгновение капли дождя застучали по шлему, запятнали руки. Он поднял одну руку и увидел, что капли черные, густые, тягучие.
Небо изливалось келиком.
Она подняла голову и расстояние между ними, казалось, пропало. Глаза пылали огнем, и огонь медленно, зловеще пульсировал.
“О боги…”
***
Гадробийские Холмы показались впереди, истертые, похожие на челюсть беззубого старца. Загородили северный окоём. Каллор остановился, изучая их. Конец треклятой равнине, бессмысленным просторам трав. И там, на северо-западе, где кончаются холмы, лежит город.
Он еще не виден. Но скоро…
Храм может быть скромным, престол внутри него - жалким на вид, дурно сделанным. Образом банального порока. Увечный дурак, некогда звавшийся Мунагом, станет дергаться перед ним, кланяться - Верховный Жрец Ничтожества, Пророк Неудачи - поистине многозначительная сцена. Тут любой король задумается. Каллор позволил себе слабую улыбку. Да, он достоин такого поклонения, и если удастся вырвать тело и душу калеки из хватки Падшего, пусть так и будет.
Храм - его владения, дюжина согбенных, уродливых жрецов и жриц - его свита, а снующая снаружи толпа, объединенная только хроническим невезением - его подданные. Это, решил Каллор, станет началом бессмертной империи.