- Лучше бы им вообще ничего не нести, - рявкнул Скорч, выглядевший сразу и устрашенным, и разъяренным.
- Ну, благие друзья, - сказал Крюпп, небрежно, но эффектно взмахнув рукой, - пока заканчивать ночной разгул! Назрели жестокие обстоятельства. Крюпп ощущает, сколь неизбежно… э… неизбежны события огромной важности! Привкус в воздухе, шепоток в ветерке, мерцание света фонарей, волнение лужи водянистого эля, стук по ступеням… дребезжащее открывание входной двери - хо! Номы и цветы! Ножи и струящаяся кровь! Лица, пепельные от ужаса! Прочь от стола Крюппа, недавние непобедители бесполезных состязаний! Грядет самое драгоценное из воссоединений!
***
Раллик тяжело навалился на Резака, когда они еще только подходили к дверям “Феникса”. “Боги! Я убил его - друга - боги, нет…”
Он толкнул дверь и втащил Раллика внутрь.
И увидел за стойкой Мизу. За ней - Ирильту. А там, слева, застыла в середине шага и распахнула глаза…
- Сальти! Раллик ранен - нам нужна комната - и помощь…
Миза тут же выхватила ассасина из рук Резака. - Дыханье Худа! Он порезан на куски!
- Мне так жаль… - начал Резак.
Но подоспела Ирильта, обхватила его лицо пахнущими элем и чесноком руками. Широко разинув рот, она влепила Резаку полный поцелуй (язык заворочался меду губами, словно червяк в норке).
Резак отпрянул - и обнаружил себя в крепких объятиях Сальти - ее руки на удивление сильны после десятилетий с подносами и жбанами пива. Воздух со свистом вышел из легких.
- Будет жить, - провозгласила Миза, склонявшаяся над Ралликом, которого успела положить на пол за баром. - Только кровищу остановить надо. На вид, проваляется два или три дня. - Она выпрямилась и бросила на стойку окровавленный кинжал. Собиралась толпа, все разглядывали иноземное оружие.
- Малазанин! - прошипел кто-то.
Вырвавшись из рук Сальти, Резак растолкал толпу. - Дайте место! Не трогайте нож! Он мой.
- Твой? - спросила Ирильта. - И что это должно значить, Крокус?
- Он подобрался сзади - тихо вы! - словно убийца. Я думал, что надо защищаться - ошибся - ты уверена, Миза, что все будет хорошо?
- Раньше ты был жалким воришкой! - сказал какой-то смутно знакомый мужчина, раздираемый между недоверием и желанием осудить.
- Крокус, так назвала его Ирильта, - добавил кто-то сзади. - Сделал что-то в ночь спуска Луны, как помнится. Повалил колонну или что? Скорч, ты - то помнишь?
- Я взял за правило помнить только самое нужное, Лефф. Хотя иногда и ненужное липнет. По любому, он был карманником, одним из пареньков Крюппа.
- Ну, он уже не тот, - почти прорычал Скорч. - Он теперь ассасин Гильдии!
- Нет, неправда! - крикнул Резак и вдруг ощутил, будто годы скатились с него.
Рассерженный на себя, он с горящим лицом обратился к Мизе: - А где все остальные? То есть я…
Миза подняла руку - на которой виднелись следы крови Раллика - и ответила: - Он ждет, Крокус. За привычным столом - иди же! Эй, - крикнула она толпе, - дайте ему путь! Идите обратно за столы!
Вот так, подумалось Резаку, он всё испортил. Свое Великое Возвращение. Всё вообще… Он подобрал по пути нож, стараясь не встречаться глазами с Мизой. Сейчас, когда люди расступились, он смог увидеть…
Там, за привычным столиком, круглый коротышка с грязными волосами и сияющей улыбкой херувима. Сальные, обтрепанные манжеты, пятнистый и выцветший алый жилет. На столе меж двух кружек поблескивает влажный кувшин…
- О-го-го, знакомый вор. Карманник. Налетчик на девичьи спальни. “Не я ли в тайный будуар…” Дурачок лупоглазый. О, Крюпп видит тебя. Если кто не сумел измениться, так это ты.
Резак сам не заметил, как оказался у столика, шлепнулся на стул и протянул руку за кружкой. - Я отказался от старого имени, Крюпп. Теперь я Резак. Лучше мне подходит, как по-твоему? “Тогда почему мне хочется плакать?” Особенно после того, что я сейчас сделал с Ралликом.
Брови Крюппа взлетели: - Крюпп сочувствует, и ох как сильно. Жизнь хромает, спотыкаясь - хотя в исключения внесен никто иной как сам Крюпп, ради которого жизнь танцует. Необычайное дело, как эта истина раздражает столь сильно столь многих; неужели самого существования человека достаточно для рождения враждебной злости? Кажется, достаточно, о да, вполне очевидно. Дорогой друг, всегда находится некто, для коего твое моргание становится оскорблением, а улыбка вызовом. Для коего шутка - повод для подозрений, а смех смахивает на завуалированную насмешку. Резак, ты веришь, что мы во всем подобны?
- Подобны? Во всем?
- Смехотворное утверждение, мы ведь оба согласны? И все же… - он поднял не вполне чистый палец, - разве не верно, что от года к году мы способны изменяться так сильно, что наши насущные “я” несравнимы с “я” прошлыми. Если закон подобия не правит даже нашими личными жизнями, как можно надеяться, что он будет править повсеместно?
- Крюпп, к чему все…