#8-Дань Псам

- Много лет назад, Резак, тогда именовавшийся Крокусом, мы не завели бы дискуссию, подобную вот этой. Да? Крюпп видит все, видит ясно. Он видит горе, но и мудрость. Боль и незакрытые раны. Некую долю отчаяния, все еще вращающуюся подобно монете - как же упадет она? Вопрос еще не решен, грядущее еще не определено. Итак, вернулся старый друг, давайте же выпьем, тем отдав грядущие мгновения дружелюбному молчанию. - Тут Крюпп схватил кружку и высоко поднял над головой.

Резак улыбнулся и сделал так же.

- Монета вращается!

Резак побелел. - Боги, Крюпп!

- Пей, друг! Пей до дна неведомого и неизмеримого грядущего!

Он так и сделал.

***

Круг прекратил вращение, молочно-белая вода уже не лилась в канавки по сторонам. Яркие фонари погасли, погрузив помещение в полутьму, и она пошла в спальню, утирая руки полотенцем.

День, два - и она разожжет сушильную печь.

Было поздно, поэтому не хватало времени для обдумывания тяжелых, вязких мыслей, угрожавших подняться и овладеть усталым сознанием. Главный их привкус - прокисшее сожаление, и никакими порциями чая его не смыть.

Царапанье у дверей заставил ее повернуться. Похоже, какой-то пьяница ошибся домом. Она не была в настроении даже отвечать.

Тут кто-то застучал костяшками пальцев, отчаянно, но тихо.

Тизерра отшвырнула полотенце, бездумно потерла ноющие запястья; потом выбрала со стола для замешивания глины скалку потяжелее. - Чужой дом, - сказала она громко. - Проваливай!

Застучали кулаком.

Подняв скалку, Тизерра открыла задвижку, а потом и дверь.

Через порог с глупой ухмылкой переступил мужчина.

Она его знала, знала долгие годы, хотя уже давно не видела. Опустила скалку, вздохнула: - Торвальд Ном. Ты припозднился.

- Извини, любовь моя, - отвечал он. - Я отклонился от маршрута. Работорговцы. Океанские путешествия, Тоблакаи, дхенраби, пытки и распятия, тонущий корабль…

- Не знала, что сходить за хлебом бывает так опасно.

- Ну, - сказал он, - вся буча началась, когда я услышал о долгах. Я и не знал, что должен. Ублюдок Гареб подловил меня, сказал, я ему должен, хотя я не был должен, но я не смог доказать без адвоката - которого мы не могли себе позво…

- Я все знаю насчет Гареба, - прервала его Тизерра. - Его бандиты приходили ко мне довольно часто с той поры, как ты исчез. Да, мне нужен был адвокат, чтобы отвадить Гареба.

- Он угрожал тебе?

- Он заявлял, что твои долги - мои долги, любезный муженек. Понятное дело, чепуха. Даже когда я выиграла дело, он не отстал. Месяцами изводил. Подозревал, что ты прячешься неподалеку, что я понесу тебе еду и воду. Не могу и пересказать, как мне весело было. Почему не могу, Торвальд? Потому что не было. То есть весело. Совсем было невесело.

- Теперь я дома, - попытался улыбнуться Торвальд. - И богат. Никаких больше долгов - я все решил этим утром, все сразу решил. Больше не надо обжигать горшки при низкой температуре. Готовься пополнить запасы трав, настоек и прочего - кстати, поговорим о “прочем”. Чисто для безопасности надо бы нам устроить парочку ритуалов…

- О, неужели? Ты что, снова воруешь? Нарвался на чары, что ли? Прихватил мешок монет, но так и светишься от магии?

- И еще камней и бриллиантов. Все было по справедливости, дорогая. Правда. Нечестный долг наткнулся на нечестность, они очень удачно уничтожили друг друга, и все стало честно!

Женщина фыркнула, но отступила от двери, позволив ему войти. - Сама не верю, что снова купилась.

- Ты же знаешь, Тиза, я тебе не вру. Никогда не врал.

- И кого ты ограбил ночью?

- Гареба, разумеется. Догола обчистил.

Тизерра вытаращилась. - Ох, муженек…

- Знаю, знаю. Я гений. А теперь насчет чар - он как можно быстрее призовет магов, чтобы вынюхать, где оказалось награбленное.

- Да, Торвальд, я сама просекла. Ты знаешь, где тайная яма. Кидай мешок туда, если не против, а я займусь подготовкой.

Но Торвальд не сдвинулся с места. - Все еще любишь? - спросил он.

Тизерра повернулась и взглянула ему в глаза: - Всегда, дурачок. Давай шевелись.

***

Сия ночь Даруджистана - слава непреходящая! Но уже шевелится заря, и свет разметывает синие огни бессонного города. Видите, как гуляки бредут в свои кровати или в кровати новонайденных подруг, а может, в чужие кровати - что нам до происхождения любви? Что означают эти нити дружбы, столь длинные и запутанные?

Что нам до тягот жизни, когда солнце сияет в небе и чайки взлетают над гаванью, когда крабы спешат нырнуть в глубокие, темные воды? Не каждая тропа истоптана, дражайшие друзья, не каждая дорожка вымощена камнями или размечена путевыми знаками. Опустите глаза на манер вора, который больше не вор - он с глубочайшим сочувствием смотрит вниз, на лицо старого друга, спящего в маленьком номере верхнего этажа “Гостиницы Феникса”, поглядывая также на достойного Советника, храпящего на вон том кресле. В соседней комнатенке сидит ассасин, который, возможно, уже не ассасин, глаза его затуманены болью, а разум обдумывает множество вещей, и ход его мыслей - для кого-то, сумевшего проникнуть в темноту ума - покажется загадочным и неожиданным.