#8-Дань Псам

Глаза Скола были открыты - Нимандер предположил было, что он мертв, но тут же увидел, что грудь медленно вздымается. Однако он не пошевелился, даже когда они сгрудились вокруг и Нимандер склонился к телу.

Скиньтик прошел мимо, открыл двери таверны и ступил внутрь. Тут же пошатнулся, закрыв лицо руками - и выбежал на середину улицы, отвернувшись от всех.

Бойня. Он перерезал всех. Меч Скола, покрытый засохшей кровью, лежал рядом. Казалось, что оружие целиком побывало в брюхе некоего чудовища.

- Они что-то забрали у него, - сказала Араната. - Ушел. Он далеко.

Ненанда подпрыгнул и побежал к храму.

- Он в безопасности? - спросил Ненанда у Аранаты.

- Не знаю.

- И долго он сможет жить вот так?

Она покачала головой. - Кормить и поить насильно, очищать раны…

Затем они долго молчали, словно не могли найти ни одного вопроса, основанного на понятиях здравого рассудка.

Ненанда вернулся. - Все жрецы сбежали. А где должен быть этот умирающий бог?

- В месте под названием Бастион, - сказала Кедевисс. - Думаю, это к западу.

- Нам нужно туда. - Нимандер выпрямился и оглядел всех.

Ненанда оскалился: - Чтобы отомстить.

- Чтобы вернуть его, - возразил Нимандер. - Чтобы отобрать то, что они украли.

Араната вздохнула: - Нимандер…

- Нет. Идем в Бастион. Ненанда, посмотри, нет ли тут коней, а еще лучше волов и фургона. За гостиницей была большая конюшня. - Он поглядел вниз, на Скола. - Не думаю, что у нас есть время идти пешком.

Когда три женщины пошли за пожитками (Ненанда помялся и двинулся следом), Нимандер оглядел вход в таверну. Он колебался - даже отсюда было кое-что видно - простертые темные тела, упавшие стулья… мухи громко жужжали в полумраке.

- Не надо, - простонал сзади Скиньтик. - Не надо.

- Я уже видел мертвецов.

- Не таких.

- Как это?

- Они все еще улыбаются.

Нимандер поглядел на искаженное лицо ближайшего из друзей и кивнул. А потом спросил: - Что заставило сбежать жрецов?

- Думаю, Араната, - отвечал Скиньтик.

Нимандер кивнул. Он думал так же. Они взяли Скола - даже когда погибли селяне, жрецы взяли Скола, самую его душу, как дар Умирающему Богу. Но они ничего не смогли сделать с остальными. Араната сопротивлялась. Боясь кары, они сбежали в ночи - далеко, наверное, в Бастион, под защиту своего бога.

- Нимандер, - пустым голосом сказал Скиньтик, - на нас надавили.

- Да.

- И пробудили. Снова.

- Да.

- Я надеялся… больше никогда…

“Знаю, Скиньтик. Тебе бы шутить и смеяться, как подобает благословенной натуре. Но лицо, с которым ты встретишь грядущее… будет таким же, как у нас всех. Разве мы не глядели друг на друга в такие времена? Разве не видели зеркал, которыми стали друг другу?

Разве не отводили глаз?

Мы пробудились.

То, что остается в таверне - только начало. Всего лишь Скол и его неустойчивая ярость. Но с этого момента в дело вступаем мы”.

Даже Фаэд промолчала на это. Но где-то глубоко в его разуме, так глубоко, что было почти не слышно, рыдала женщина.

***

Сторонник слепого оптимизма может верить, что сломанное со временем исправляется, восстанавливается из обломков, становясь даже сильнее после испытаний. И, конечно же, мудрее. Какая же иная награда полагается за страдания? Но никому не нравится идея, что сломанное может остаться таковым - не умирая (и убирая тем самым с глаз живущих свидетельство жалкой неудачи), но и не возрождаясь. Душа в руинах не должна оставаться упорной, не должна цепляться за жалкое существование.

Друзья отстраняются. Знакомые не замечают его. Падший обнаруживает себя в обособленном мире, в котором нет убежища от одиночества, ведь одиночество - истинная награда за выживание. За жизнь вечного урода и калеки. Но кто не выберет такую участь, если альтернативой является всеобщая жалость?

Разумеется, жалость - чувство, почти вымершее среди Тисте Анди. Эндест Силан видел в этом необычайный дар, благословение расы. Он не протянул бы так долго, если бы имел жалость. Что до мучений памяти… ну, просто удивительно, как долго возможно выносить ее атаки. Он знал, что не уникален в этом отношении - ведь это бремя целого народа. Достаточное, чтобы посрамить его одиночество? Он не был уверен.

Тьма так давно безмолвствует. Мечты услышать шепот ее Королевства - места, где он родился - стали всего лишь угольками. Так что неудивительно, что сейчас он сидит в темноте комнаты, покрывшись потом, и каждая струйка словно похищает тепло из дряхлой плоти. Да, они открыли Куральд Галайн в этом городе - это был акт совместной воли, но сила его безлика - Мать Тьма покинула их, и никакое желание ничего не изменит.

Но тогда… что это было?

Кто говорит с такой силой?

Не шепот, но глас, крик, полный… чего же? Негодования. Противоречия. Ярости.

Кто это?

Он знал, что не единственный расслышал тревожный клич. Должно быть, все в Черном Коралле его слышали. В этот миг каждый Тисте Анди сидит или стоит, сердце колотится в груди, глаза открылись в страхе или удивлении. А может быть, и в надежде.

Возможно ли?..