8 марта, зараза!

— Знаешь, не будь он боевым офицером, который уже несколько раз ранен был, сказал бы что он — не от мира сего. Знаешь, он цифры, как собака чует. Слышала про такую фишку — цифровой след.

— Что-то слышала, — киваю. — У меня ж бывший — аудитор. У него тоже чуйка на цифры.

Данька смеётся:

— Это не совсем так. Цифровой след — это наш опечаток в сети. Вот погуляли мы по разным сайтам — и всё, наследили. Отпечатались в «печеньках».

— Каких ещё печеньках? — хмурюсь я.

— Ну в куках.

— Ещё лучше.

— Ну как ты тебе понятнее сказать, — он чешет затылок, — в общем, это специальные файлы, которые хранят нужные серверу данные о пользователе, и сервер в любой момент может запросить и считать эти данные. Ну, и не только сервер! Куки помогают распознаванию пользователя, сохранению его настроек и персональных предпочтений.

— Ага, поняла, — догадываюсь я, — бывает, введёшь какой-то запрос, а потом на тебя эта вещь со всех сторон прыгает — из почты, с соцсетей.

— Да-да, это если в общих чертях. В общем, следим мы все. Одни — менее осторожно, другие — куда более. Особенно осторожны те, кто тырит очень большие деньги или крупное мошенничество проворачивает. Они стараются так следить, чтобы эти следы были «чистыми» и вели в нужном им направлении. А вот наш майор может этих «чистеньких» на совсем уж чистую воду вывести и следы их почти невидимые отыскать. Умница он, почти гений, — вздыхает Данька.

— Что ж тогда так печально вздыхаешь?

— Да понимаешь, я ведь его очень уважал. Почти преклонялся перед ним. Примером своим выбрал. А потом, как с последней операции приехал, вообще шизанутый стал. Злющий. Бывает сидит, в одну точку уставится и шмалит сигарету за сигаретой. Но в таких случаях к нему лучше не подходить — убьёт. Не буквально конечно, но так приложит словесно, что пятый угол ищешь. И эта слежка за тобой. И допросы потом, — Данила передёргивает. — Так противно, словно тебе душу наизнанку выворачивают. И перед тобой стыдно потом. Он ведь всё выспрашивал, вплоть до того, во что одета и какая прическа. И выпадали ли локоны. Как маньяк, ей богу. Подозреваю, что он потом мои рапорты перечитывал и дрочил. Фу, гадость, — морщится парень.

— Действительно, гадость, — соглашаюсь.

— А ещё он всё время интересовался — достаточно ли хорошо я тебя развлекаю: водил ли в парк, приглашал ли в кино, катал на аттракционах и прочие. Да ещё и сам подсказывал, что надо сделать. Вернее, чтобы он сделал на моём месте.

— Действительно, странный. Почему же он ко мне сам не подошёл? Не познакомился?

— Так ты его и так знаешь.

— Я? Откуда? — спешно перебираю знакомцев и понимаю, что среди них нет ни одно близко похожего на майора ОБЭП.

— Так это же бывший твой. Гектор Асхадов.

Мне кажется, что меня простреливают навылет. Прямо в сердце. Аж дух выбивает, и остаётся только судорожно хватать воздух, как выброшенная на берег рыба.

Я думала больно — когда насилуют тело. Оказывается, я ничего не знала о боли. Гораздо больнее, когда кто-то надругается над твоей мечтой…

3(9)

Данил обнимает меня за плечи, заглядывает в глаза:

— Эй, котёныш, ты чего?

— Всё хорошо, — шепчу, успокаиваясь. Просто я ещё раз чуть не ошиблась. Чуть не пожалела монстра. Ведь после того разговора с Гектором по телефону я была готова простить и дать шанс — я слишком чувствовала себя виноватой, что проболталась Ржавому.

Нет, с Гектором так нельзя! Нельзя показывать слабину — он сразу бьёт по больному. И больно.

— Точно хорошо? — не верит мне Данька.

— Точно-точно, — бормочу, утыкаясь ему в плечо. Парень обнимает меня понимающе и дружески, хлопает по спине. — Я за тебя переживаю, — признаюсь честно. — Ты же щаз начальника своего слил. Тебе же влетит!

— Уже не влетит, — успокаивает меня Данил. — Я сегодня подал в отставку. Твой ещё не знает. Он же не каждый день в конторе. У него ж — идеальное прикрытие: уверенный в себе бизнесмен из самых высших кругов. Трётся с администрацией и чиновниками первого уровня. На досуге и от нечего делать балуется аудитом. И главное — у него всё так и есть. Легенду придумывать не надо. Просто живёт на два фронта. Удобно. Но за кадры — не он отвечает. Так что ему о моей отставке доложат, когда явится.

— И куда ты теперь? — отстраняюсь, заглядываю в чистые юные голубые глаза.

— К деду мотну, на хутор, буду учиться жить без интернета, — смеётся он.

— Радикально, — тяну я.

— Ага, дед у меня тот ещё жук. В прошлом — музыкант. Катался по городам, играл в переходах. В одном из них бабушка его и поймала. На какое-то время одомашнила мустанга, но потом он ей мою маман заделал и снова на вольные хлеба. Но набегался, остепенился, купили они домик в завалящем хуторке. Тишина там — речка, пруд. Рыбы видимо-невидимо. Бабуля померла в прошлом году. Так дед тоскует один. Сдавать начал. Стану ему надёгой и опорой. Будем рыбу сушить да старые пластинки слушать и фильмы чёрно-белые смотреть. Других он не признаёт.

— Классно! — тяну. — Аж завидно!

— А ты приезжай в гости как-нибудь.

— Как я приеду? На деревню в дедушке большая труба? Ты ж адрес не говоришь.

— Я тебе его напишу! Письмом! Обычным! По почте!