8 марта, зараза!

Потому что это означает каждый день чувствовать себя самой красивой, самой желанной, самой нужной. Быть окруженной комфортом, уютом, заботой.

Он, наконец, позволяет себе быть любимым, считает себя достойным любви. Я заверяю его в этом раз за разом.

Оказывается, совсем несложно принять его правила, подчиниться его власти, позволить ему решать за меня. Лишиться свободы и самостоятельности вовсе не страшно, особенно, когда взамен ты получаешь нечто во стократ лучшее. Можно смириться с властностью, домостроевскими замашками, разумным диктатом. Наверное, во мне сказывается кровь покорных восточных женщин, которые умеют, с одной стороны, быть кроткими любимыми игрушками, а с другой, исподволь, по-настоящему управлять мужчинами.

Мне нравится расстановка сил в нашей семье. Может, кому-то это покажется диким, шовинистским, нарушающим права…

Только как там говорит Гектор? На хер твои права. Но я позволю себе мягкое уточнение в резкие высказывания любимого — не мои права, а то, что общество считает моими правами и навязывает мне, уверяя, что за это надо бороться и отвоёвывать. Вот это действительно — на хер. (Нет-нет, дорогой, я не ругаюсь, просто цитирую:))

Я люблю и любима — какие ещё нужны права?

Очень злюсь на себя, что столько лет жила с шорами общественного мнения на глазах, выстраивала свой идеал с оглядкой на чужих идолов, ждала шаблонности и привычности. И теперь, когда я избавилась от этой пелены на глазах, то увидела, какой невероятный мужчина рядом со мной — преданный, заботливый, верный, страстный, сексуальный, настоящий…

Отныне если ему звонят ночью и вызывают на строчное задание, я крепко обнимаю и обещаю ждать. Женские любовь и ожидание — лучший щит для мужчины. И пусть обережный круг тяжёл и жжёт руки — я удержу.

Только всегда возвращайся ко мне, любимый. Мой ненаглядный. Лучший на земле…

Гектор тот ещё хулиган. От воспоминаний о некоторых его выходках у меня полыхают не только щёки, но и уши.

…он предпочитает правильную и полезную пищу, ничего сладкого и жирного. Но я иногда готовлю десерты. В основном для себя. Но Гектор обязательно пробует хоть немного и всегда хвалит. И я знаю — это не лесть. Льстить он не умеет, а при случае и раскритиковать может так, что мама не горюй, до слёз. Он уже несколько раз прозрачно намекал, что стоило бы открыть авторскую кондитерскую, потому что зарывать талант в землю — это плохо. Но я пока не решаюсь, зато придумываю всё новые и новые десерты, записывая рецепты в тетрадку. Учусь украшать, оформлять, фотографировать.

Вот и в этот раз кручусь на кухне, колдуя над шоколадным тортом. Гектор появляется почти бесшумно. Он умеет — у него лёгкая, пружинистая походка. Я ощущаю его руки у себя на талии, его губы — на шее. И прикрываю глаза от удовольствия.

— Над чем работаешь, любовь моя? — мурлычит он мне на ухо, заставляя внутри сладко вибрировать от бархатисто-рокочущих ноток в его низком голосе.

— Шоколадный десерт, — говорю, поворачиваясь, вскидывая взгляд и утопая в мятном полдне, которым полны его глаза. — Хочешь?

— Хочу, — отвечает он. — Шоколад со сливками.

Подхватывает меня, усаживает на столешницу и довольно резко стягивает с меня халатик. Под ним только кружевные трусики. Чёрные. Как ему нравится.

А сам он ещё в броне своего стильного костюма и в застёгнутой на все пуговицы рубашке. Ещё отстранённо-офисный, но уже мой, домашний, страстный. С бесенятами в глазах.

Завоеватель.

И я оказываюсь в плену его губ, его рук, которые скользят по моему телу, выписывая оду страсти.

Беременность сделала меня сверхчувствительной. Особенно, грудь. И когда горячие губы смыкаются на соске — удовольствие простреливает вниз, заворачивается в спираль, уносит меня.

— Ах…

Он отрывается лишь на миг, чтобы стянуть с меня трусики, которые уже все насквозь мокрые, и засунуть их себе в карман.

Фетишист, мысленно улыбаюсь я.

Рядом — набор кондитерских кисточек. Гектор берёт одну, щедро макает в шоколадный крем и начинает выписывать узоры прямо на моём теле — шея, грудь, живот, бёдра, лоно…

— Ч-что ты делаешь?

— Тсс… Десерту не положено разговаривать.

А потом и вовсе не до разговоров — потому что он слизывает крем прямо с меня.

Это…это…

Лишает опоры, рассудка, способности говорить…Только ахать, стонать, мычать…

Особенно, когда язык добирается до самого чувствительного местечка и…

…так нельзя…

…слишком хорошо…

…запретно…

…порочно…

…невыносимо…

— Ты и шоколад, — он отрывается от меня. — Попробуй сама. — Мажет мне губы шоколадом и впивается в них, смешивая мой вкус со вкусом крема. А язык — заменяют пальцы. Сразу три. Заставляя мои глаза широко распахнуться. Но закричать мне не дают — поцелуй становится требовательнее, яростнее и совсем сумасшедшим. Как и движение пальцев во мне. Жёстче, быстрее, ритмичнее… И я ловлю этот бешеный ритм. Насаживаюсь, подмахиваю, схожу с ума… Разлетаюсь на золотые звёзды.

Пока я ещё не пришла в себя, Гектор торопливо раздевается. Люблю его таким — нетерпеливым, горячим, агрессивным…

Большим… твёрдым… во мне…