– Не все и не настолько. Это самые лучшие показатели. Она универсальна, вы же это видите. Она
может быть не только проводником.
– Нам важен проводник. Все остальное никого не волнует. Не справится – найдем другое
применение.
– Выберите зеркало поменьше. Ценность Нихила…
– Ты будешь меня учить?
– Господин придет в ярость, если что-то пойдет не так.
Ценность Нихила, чистота его возможностей – в девственности, и мы все об этом знали. Клэр,
несомненно, тоже. Но при том осмотре у меня возникло впечатление, что она бы не отказала себе в
удовольствии всѐ испортить.
Со временем я поняла, что она находится в доме для того, чтобы присматривать за мной и за
слугами. Клэр не только врач, который ведет за мной наблюдение, она так же выполняет функции
смотрителя и управляющей. И я не раз слышала, как Клэр отдавала приказы о наказании для кого-то из
несчастных, кто, по ее мнению, не так на нее посмотрел или чем-то не угодил. Ей была дана полная
свобода действий. Только я ее не боялась. Ненавидела, да, но не боялась, и она это чувствовала. Нас
разделала огромная пропасть: то, что пугало еѐ, не имело для меня никакого значения, а то, чего боялась
я, не могло даже прийти ей в голову. Жизненные ценности определяют глубину страха. И они у нас с ней
явно разные.
***
Нейла не было очень долго. Я еще не научилась определять временной промежуток, но я остро
ощущала его отсутствие, на физическом уровне. Уже тогда это было болезненное ожидание
возвращения. Я, как и раньше на острове, ставила тонкие полоски, в том же месте за кроватью, у
изголовья. Когда ложилась спать под утро, выцарапывала шпилькой еще одну зарубку. По вечерам я
подолгу смотрела на ворота, ожидая, что он вот-вот появится. Иногда мне даже становилось страшно – а
вдруг не вернется, вдруг что-то могло произойти… Да, я была настолько наивна. Я еще не понимала, что
Деусы бессмертные, и мне стоит беспокоиться в его присутствии, а не из-за отсутствия.
По ночам, как любопытный зверек, я шастала по дому, изучая его. Невзирая на запреты, о которых
говорила Клэр. Я была влюблена в это здание. Оно казалось мне идеальным и прекрасным.
Величественным, мрачным, красивым, как и его Хозяин. Скорее всего, я просто любила все, что
принадлежало ему, а еще мне хотелось знать о нем больше, намного больше, чем то «ничего», что я
имела. И узнавала. Каждую ночь я выбирала отдельный участок дома и изучала, касалась пальцами стен,
картин, тяжелых портьер и хрустальных подсвечников. Представляла себе, как он их касается.
Постепенно мне начало казаться, что в этом доме ничего и никогда не меняется. Возможно уже долгими
веками.
Словно ему или все равно, или же наоборот – он не хочет никаких перемен. Я, конечно, не могла
сравнивать. Мое познание мира замыкалось на острове и на этом доме, но я, как и любое разумное
существо, умела анализировать. Со временем я обнаружила, что дом разделен на секторы. Нижние этажи
пустуют, и в них обитает только прислуга, и то, в правом крыле дома, а в левом царит тишина и пустота.
Но, в отличие от незапертых помещений, где гулял сквозняк от раскрытых окон, в огромной зале были
признаки жизни. Возможно, здесь иногда проходили какие-то празднества неожиданные для прислуги, так
как стол был неизменно сервирован, словно вот-вот нагрянет толпа гостей и на утро все убиралось, а
вечером снова накрывали. Иногда, затаившись за дверью, я смотрела, как они расставляют столовые
приборы и завидовала им, потому что я сама ничего не могла делать и подыхала от скуки. Если на
острове весь мой день постоянно был забит тренировками и исследованиями, то здесь я считала, как
монотонно тикают на стене часы или смотрела в окно на розы.
После осмотра я долго разглядывала себя в зеркале в ванной, и сама заметила, что немного
изменилась, перестала быть бесформенным мешком с костями. На острове нас не кормили так, как меня
кормили здесь, да и тренировки вместе с пытками не располагали к здоровому цвету лица и округлости
форм. В тот момент я еще не особо присматривалась к тому, как я выглядела. Еще не осознавая, какую
власть имеет женское тело над мужчинами, даже несмотря на то, что меня учили, какой оно может быть
приманкой. Но я не понимала, как выпирающие ребра, маленькие груди, острые бедра могут кого-то
соблазнить. Ведь те женщины, которых нам показывали на картинках, отличались от нас настолько, что
мы рядом с ними казались серыми мышами. Моя чувственность если и просыпалась, то еще никак не
была связана с собственным телом, скорее, я погружалась в фантазии, в которых видела не себя. Для
осознания красоты нужны мужские глаза, горящие желанием, похотью. На меня пока еще никто так не